— Если я умру в зоне боевых действий, засунь меня в мешок иотправь домой, если я умру в состоянии греха, закрой Свои глаза и прими меня.Угу. Аминь”.

Он выходит из кабинки, выходит из туалета, покидаетмногоголосый водоворот “Шератон-Готэма”, и никто не останавливает его, никто неговорит: “Извините, сэр, но разве вы не были только что слепы?” Никто несмотрит на него, когда он выходит на улицу, неся тяжелый чемоданчик так, будтоон весит двадцать фунтов, а не пятьдесят. Бог хранит его.

Сыплет снег. Он медленно идет под хлопьями — снова УиллиШирмен — и часто перекладывает чемоданчик из одной руки в другую. Еще одинусталый прохожий на исходе дня. На ходу он продолжает думать о своейнеобъяснимой удаче. В Евангелии от Матфея есть стих, который он выучилнаизусть: “Они — слепые поводыри слепых, — говорится в нем, — а если слепойведет слепого, то оба упадут в яму”. А еще есть старая пословица, что в странеслепых одноглазый — король. Так не он ли одноглазый? Если оставить Бога встороне, не тут ли скрыта практическая причина его успеха все эти годы?

Может, да, а может, нет. В любом случае он был храним.., ини в коем случае он не оставит Бога в стороне. Бог неотъемлем от общей картиныего жизни. Бог пометил его в 1960 году, когда он сначала помог Гарри Дулинуподразнить Кэрол, а потом помог Гарри Дулину избить ее. Это согрешение никогдане исчезало из его памяти. То, что произошло среди деревьев неподалеку от поляБ, знаменует все остальное. Он даже хранит перчатку Бобби Гарфилда, какнапоминание. Уилли не знает, где теперь Бобби, да его это и не интересует.Кэрол он не терял из виду, пока мог, а Бобби никакого значения не имел. Боббиутратил всякое значение, когда помог ей. Уилли видел, как он ей помог. Сам онне посмел пойти туда и помочь ей — боялся того, что с ним сделает Гарри Дулин, боялсявсех ребят, которым Гарри мог рассказать, боялся стать меченым, — а Бобби непобоялся. Бобби помог ей тогда, Бобби покарал Гарри Дулина в то же лето, толькопозже, и за то, что он сделал все это (вероятно, просто за первое, за помощьей), Бобби достиг, Бобби преодолел. Он сделал то, что Уилли не посмел сделать,он взялся, и преодолел, и достиг, а теперь Уилли должен сделать все остальное.А сделать надо так много… Покаяние — это сверхурочная работа и даже больше. Вотведь, хотя все три его ипостаси несут епитимью, он еле справляется.

И все-таки он не может сказать, что живет в сожалениях.Иногда он думает о добром разбойнике, о том, который в тот же вечер был сХристом в раю. В пятницу днем истекаешь кровью на Голгофе, каменистом холме;вечером вместе с Царем запиваешь чаем сладкие булочки. Иногда кто-то пинаетего, иногда кто-то толкает его, иногда он тревожится, что его заберут. Ну ичто? Разве он не стоит там за всех тех, кто способен только стоять в тени,когда творится зло? Разве он не просит подаяния ради них? Разве ради них он в 1960году не взял бейсбольную перчатку Бобби, перчатку Алвина Дарка? Он взял ее.Господислави его, он взял перчатку. А теперь они кладут в нее деньги, пока онбезглазый стоит перед собором. Он просит подаяния ради них.

Шэрон знает.., что, собственно, знает Шэрон? Кое-что, да. Носколько, он сказать не может. Во всяком случае, достаточно, чтобы купитьканитель; достаточно, чтобы сказать ему, что он выглядит очень мило в своемкостюме от Пола Стюарта и модном синем галстуке; достаточно, чтобы пожелать емуудачного дня и напомнить про яичный коктейль. Этого достаточно. Все прекрасно вмире Уилли — за исключением Джаспера Уилока. Что ему делать с ДжасперомУилоком?

"Надо бы как-нибудь вечерком последить, куда ты пойдешьотсюда”, — пыхтит ему на ухо Уилок, пока Уилли перекладывает наливающийсятяжестью чемоданчик из одной руки в другую. Ноют уже оба плеча, и он будет рад,когда доберется до своего здания. “Посмотреть, что ты станешь делать.Посмотреть, в кого превратишься”.

Ну что ему делать с Джаспером, Красой Полиции? Что он,собственно, МОЖЕТ сделать?

Он не знает.

Паренек в грязной красной куртке с капюшоном давно ушел, егоместо занял еще один уличный Санта. Уилли сразу узнает молодого пузанчика,опускающего доллар в котелок Санты.

— Э-эй, Ральфи! — окликает он его.

Ральф Уильямсон оборачивается, его лицо озаряется — онузнает Уилли, — и он приветственно поднимает руку в перчатке. Снег уже валитвовсю. Окруженный яркими фонарями, рядом с Санта-Клаусом Ральф выглядит какцентральная фигура на рождественской открытке. А может быть, как современныйвариант диккенсовского персонажа.

— Э-эй, Уилли, как дела-делишки?

— Лучше некуда, — говорит Уилли, подходя к Ральфу с веселойулыбкой на лице. Крякнув, он ставит чемоданчик на землю, шарит в кармане брюк,нащупывает доллар для котелка Санты. Вероятно, еще один мошенник, и котелок унего проеденный молью кусок дерьма, но какого черта?

— Что у тебя там? — спрашивает Ральф, теребя шарф ипоглядывая вниз на чемоданчик Уилли. — Гремит так, будто ты ограбил копилкузазевавшегося малыша.

— Не-а, просто нагревательные спирали, — говорит Уилли. —Тысяча штук.

— Работаешь по самое Рождество?

— Угу, — говорит он, и тут его вроде как осеняет насчетУилока. Просто стукнуло и тут же пропало. Но все равно есть с чего начинать. —Угу, по самое Рождество. Нет мира нечестивым, слышал такое?

Широкая симпатичная физиономия Ральфа сморщивается в улыбке.

— Сомневаюсь, что ты такой уж нечестивый. Уилли улыбается вответ.

— Ты понятия не имеешь, Ральфи, какое зло таит сердцеспециалиста по обогреву и охлаждению. А вот после Рождества наверное передохнунесколько дней… Пожалуй, отличная мысль.

— Поедешь на юг? Во Флориду?

— На юг? — Уилли слегка теряется, потом смеется. — Кто-кто,только не я. У меня дома работы по горло. Человеку следует содержать свой дом впорядке. Не то в один прекрасный день подует свежий ветерок, и крыша рухнет емуна голову.

— Ну, может быть. — Ральф вздергивает шарф повыше к ушам. —Увидимся завтра?

— Само собой, — говорит Уилли и протягивает руку в перчаткеладонью вверх. — Давай пять!

Ральфи дает пять, потом переворачивает свою ладонь.

— Дай десять, Уилли. Уилли дает ему десять.

— Значит, хорошо, Ральфи-беби? Застенчивая улыбка мужчиныпревращается в ликующую мальчишечью ухмылку.

— Так чертовски хорошо, что я должен повторить! — восклицаетон и хлопает по руке Уилли с властной уверенностью. Уилли смеется.

— Ты настоящий мужчина, Ральф. Достиг.

— И ты настоящий мужчина, Уилли, — отвечает Ральф с чопорнойсерьезностью, довольно смешной. — Счастливого Рождества.