— И тебе того же с кисточкой.

Он секунду стоит неподвижно, следя, как Ральф уходит вкружащемся снегу. Рядом с ним уличный Санта монотонно звонит в свойколокольчик. Уилли поднимает чемоданчик и поворачивается к двери своего здания.Тут ему что-то бросается в глаза, и он останавливается.

— У тебя борода набок съехала, — говорит он Санте. — Еслихочешь, чтобы люди в тебя верили, поправь свою трахнутую бороду.

Он входит в здание.

В чулане “Обогрева и охлаждения” стоит большая картонка. Онаполна матерчатых мешочков, таких, какие банки используют под мелочь. На нихобычно напечатано название банка, но эти чистые. Уилли заказывает их прямо вфирме-производительнице в Маундсвилле, Западная Виргиния.

Он открывает чемоданчик, быстро откладывает в сторонурулончики банкнот (их он унесет домой в дипломате Марка Кросса), затем набиваетчетыре мешочка монетами. В дальнем углу чулана старый видавший видыметаллический шкафчик с краткой надписью “ЗАПЧАСТИ”. Уилли распахивает дверцу,замка нет, так что отпирать его не требуется. Внутри еще около ста мешочков смонетами. Десяток раз в год они с Шэрон объезжают церкви центрального района ипроталкивают эти мешочки в щели для пожертвований или в дверцы для пакетов,если они туда пролезают, или просто оставляют у дверей, если нет. Львиная долявсегда достается св. Пату, где он стоит день за Днем в темных очках и скартонкой на шее.

Но не каждый день, думает он, раздеваясь. Мне не обязательностоять там каждый день, и он снова думает, что, может быть, после РождестваБилл, Уилли и слепой Уилли Гарфилд отдохнут неделю. И за эту неделю, глядишь, иотыщется способ сладить с полицейским Уилоком. Заставить его убраться. Кроме,конечно…

— Убить я его не могу, — говорит он тихим ворчливым голосом.— Я обложусь, если убью его.

Только тревожит его не это. БУДУ ПРОКЛЯТ — вот что еготревожит. Убивать во Вьетнаме было другим делом — или казалось другим, нотут-то не Вьетнам, но тут-то не зелень. Разве все эти годы покаяния он нес своебремя только для того, чтобы перечеркнуть их? Бог испытывает его, испытываетего, испытывает его. Ответ есть. Он знает, что есть. Ответ должен быть. Онпопросту — ха-ха, извините за каламбурчик — слишком слеп, чтобы увидеть его.

Да сможет ли он хотя бы отыскать самодовольного прыща? Бля,само собой, это не проблема. Он может достать Джаспер??, Красу Полиции, безвсякого труда. В любое время. Проследить его до места, где он снимает пистолети ботинки и задирает ноги на подушку. Но что потом?

Над этим он ломает голову, пока кольдкремом снимает грим, азатем отбрасывает все заботы. Достает из ящика тетрадь ноябрь — декабрь,садится за стол и двадцать минут пишет: “Я сожалею от всего сердца, чтопричинил боль Кэрол”. Он заполняет целую страницу от верхней строчки до нижней,от левого поля до правого. Убирает тетрадь и надевает одежду Билла Ширмена. Онубирает сапоги Слепого Уилли, и его взгляд падает на альбом в красном кожаномпереплете. Он вынимает его, кладет на картотечный шкафчик и откидывает переднююкрышку с единственным словом — “ВОСПОМИНАНИЯ”, — вытесненным золотом.

На первой странице метрика — Уильям Роберт Ширмен, родился 4января 1946 года — и отпечатки его крошечных ножек. На следующих страницахфотографии его с матерью, его с отцом (Пат Ширмен улыбается, будто никогда неопрокидывал стульчик сына вместе с ним и никогда не бил жену пивной бутылкой),фотография его с друзьями. Особенно полно представлен Гарри Дулин. На одномснимке восьмилетний Гарри с завязанными глазами пытается съесть кусок торта надне рождения Уилли (наверное, штраф за какой-то проигрыш). Щеки у Гарри все вшоколаде, он хохочет, и кажется, будто у него в голове нет места ни для единойподлой мысли. При виде этого смеющегося чумазого лица с повязкой на глазах Уилливздрагивает. Вот так вздрагивает он почти всегда.

Быстро переворачивает страницу и пролистывает альбом ближе кконцу, к фотографиям Кэрол Гербер и газетным вырезкам о ней, которые он собиралмного лет: Кэрол с матерью, Кэрол с новорожденным братиком на руках нервноулыбается, Кэрол с отцом (он в синей морской форме курит сигарету, она глядитна него широко раскрытыми завороженными глазами), Кэрол в группе поддержки встаршем классе харвичской школы, снятая в прыжке — одна рука взмахиваетшапочкой с помпоном, другая придерживает гофрированную юбку. Кэрол и ДжонСалливан на украшенных фольгой тронах на школьном вечере в 1965 году, когда ихизбрали Снежной Королевой и Снежным Королем. Ну просто сахарная парочка насвадебном торте — Уилли думает это всякий раз, когда смотрит на пожелтевшийгазетный снимок. На ней платье без бретелек, ее плечи безупречны. Нет никакогонамека на то, что когда-то на короткое время левое было чудовищно обезображенои торчало двойным горбом злой колдуньи. Она кричала и до этого, последнегоудара, сильно кричала, но простых криков Гарри Дулину было мало. В этотпоследний раз он размахнулся от пяток, и удар биты по ее плечу прозвучал, какудар колотушки по еще не оттаявшему куску мяса, и вот тогда она завопила,завопила так громко, что Гарри сбежал, даже не оглянувшись проверить, бегут лиза ним Уилли и Ричи О'Мира. Удрал старина Гарри Дулин — улепетывал, каквспугнутый кролик. Но что, если бы он остался? Предположим, Гарри не убежал бы,а сказал: “Держите ее, ребята. Не желаю слушать визга, и она у меня замолчит”,намереваясь снова ударить от пяток и на этот раз по голове? СТАЛИ БЫ они еедержать? Держать для него даже тогда?

«Ты знаешь, что да, — угрюмо думает он. — К покаянию ты себяприговорил не только за то, что сделал, но и за то, чего не сделал лишьслучайно. Так?»

Вот Кэрол Гербер в платье, сшитом в честь окончания школы;фотография подписана “Весна 1966”. На следующей странице вырезка из харвичской“Джорнэл” с подписью “Осень 1966”. На фотографии опять она, но эта Кэрол, кажется,на миллион лет ушла от чинной девочки в выпускном платье, чинной девочки саттестатом в руке, белых туфельках на ногах и со скромно потупленными глазами.Эта девушка пылает огнем и улыбается, эти глаза смотрят прямо в объектив. Онасловно не замечет, что по ее левой щеке течет кровь. Она держит перед собойзнак мира. Эта девушка уже на пути в Данбери, эта девушка уже в туфельках длятанцев в Данбери. Люди умирали в Данбери, кишки вываливались, беби; и Уилли несомневается, что отчасти ответственность лежит на нем. Он прикасается когненной, улыбающейся, окровавленной девушке с плакатом “ОСТАНОВИТЕ УБИЙСТВА!”(только вместо того чтобы остановить их, она стала причастной к ним) и знает,что в конце только ее лицо имеет значение, ее лицо — дух того времени. 1960-й —это дым, а здесь огонь. Здесь Смерть с кровью на щеке и улыбкой на губах иплакатом в руке. Здесь доброе старое данберийское безумие.

Следующая вырезка — первая страница данберийской газетыцеликом. Он сложил ее втрое, чтобы она уместилась в альбоме. Самое большое изтрех фото — вопящая женщина на середине мостовой, поднимающая вверхокровавленные руки. Позади нее кирпичное здание, которое треснуло, как яйцо.“Лето 1970” написал он снизу.