— А мать?

— А мать учила меня, как доставлять жертве наибольшие страдания, как её резать. Учила на моей собаке – единственном близком мне существе. Почему я должен переживать из-за их смерти? Или из-за смерти моего старшего брата, впервые изнасиловавшего меня, когда мне исполнилось десять?

— Да вы просто больные... — в шоке покачал головой Лонгаронель.

Он медленно двинулся к лестнице, а по ней взлетел уже бегом, чувствуя, что больше не может здесь находиться, что ему просто необходимо немедленно глотнуть свежего воздуха.

Затворив за собой дверь в подвал, вампир прислонился к ней спиной, переводя дыхание. Не от быстрого подъёма – его трясло от услышанного!

Теперь понятно, каким образом дварры воспитывают себе подобных... исключая любые привязанности, вытравливая, выжигая калёным железом всё доброе в детях.

Только, несмотря на то, что дварр повествовал обо всём абсолютно ровным тоном, Лонгаронель был просто уверен, что ему было больно от этих воспоминаний. Очень больно! Особенно, когда говорил о собаке. Как видно, та была единственной его отдушиной, единственным, от кого он видел тепло.

Перед мысленным взором вампира, как наяву, встала несчастная окровавленная псина, её полные дичайшего страдания глаза и застывший в них немой вопрос «за что?». Почти сразу абстрактная собака почему-то превратилась в их с Эльджетой Лорди. А рядом сглатывал слёзы похожий на пленного дварра мальчик.

И Лонгаронелю нестерпимо захотелось пойти перебить весь Митрабард второй раз.

Но возвращаясь к дварру...

Да, свою семью тот реально ненавидел. Только в чём-то семейка, наверное, всё-таки не доработала – раз он ещё способен чувствовать боль. И церковь их тоже не доработала – не стал ведь он с пеной у рта доказывать, что всё реально устроено именно так, как гласит религия.

Лонгаронель пошёл на кухню, наложил в миску мяса с какими-то местными овощами и вернулся в подвал.

— Ешь.

— Последняя трапеза? — усмехнулся дварр. — Зачем?

— Нет. Я тут подумал, что ты ещё можешь нам пригодиться. Утром выдвигаемся в путь. А сейчас по расписанию ужин. Так что ешь.

— Это отсрочка приговора? Или... — дварр посмотрел ему в глаза.

— Поглядим на твоё поведение.

Дварр поспешно отвернулся к миске, принимаясь за еду. Что бы он там ни говорил, только умирать-то явно не хотел. К чему же тогда были все эти слова про выбор смерти? Бравада перед палачом? Или утешение для самого себя – мол, смерть не кара, а собственное, единственно верное решение.

— Ты когда-нибудь путешествовал тут зимой? — спросил Лонгаронель.

— Нет. Это безумие.

— А кто-нибудь из ваших путешествует?

— Никогда.

— Но есть же постоялые дворы.

— Расстояние между ними не рассчитано на зимнее время. По лютому морозу переходы такой длины невозможны.

— Почему же не построят больше постоялых дворов? — удивился вампир.

— Потому что летом столько не нужно, а зимой всё равно никто не ездит. Как будто ты сам не знаешь.

— Знаю. Просто стало любопытно, что думаете по этому поводу вы.

Лонгаронель двинулся к лестнице, но, поставив ногу на первую ступеньку, остановился:

— Как тебя зовут?

— Визилгрирама́ртиар.

— Как?! — вытаращил глаза вампир.

— Ви-зил-гри-ра-мар-ти-ар, — по слогам повторил дварр.

— Мда, отсутствием фантазии твои родители явно не страдали, — с усмешкой заметил Лонгаронель.

— Это ты ещё их имён не слышал, — улыбнулся дварр.

— И не хочу.

— Между прочим, моё имя одно из самых простых в Митрабарде.

— И всё же я так ломать язык не собираюсь. Уж извини... Виз.

— Виз[1] так Виз, — равнодушно согласился дварр. — А своё имя назовёшь?

— Лонгаронель.

— Не сказать, чтобы оно было особо коротким.

— Но уж ты-то об него язык точно не сломаешь, Визилгрирамартиар.

Лонгаронель двинулся вверх по лестнице.

— Можно одну просьбу? — задержал его дварр.

— Какую?

— Одеяло. Здесь очень холодно. А уж если завтра выдвигаться в путь по лютому морозу – хоть одну ночь поспать в тепле.

Лонгаронель сходил наверх и принес ему две шкуры.

— Спасибо, — поблагодарил Виз, тут же перебравшись с миской на одну из них и закутавшись в другую.

Интересно, как завтра на присутствие дварра отреагируют раненые? Но уж не обрадуются – факт.

В коридоре он столкнулся с Дальгондером.

— Где тебя носит?! — вопросил эльф. — Все уже за столом, еда остывает.

— Вообще-то на кухню я и направлялся. Как протекают сборы?

— Почти закончили.

— Дварр тоже едет с нами.

— Что?! — вскричал Дальгондер. — Это ещё с какой радости?!

— Я обещал сохранить ему жизнь, а оборотни вряд ли оставят его в живых.

— Можно подумать, он рассказал хоть что-нибудь путное, чтобы тебе обещание-то выполнять.

— Как минимум, именно он сообщил нам срок закрытия портала, — объяснять истинные причины Лонгаронель не собирался. Тем более что и сам себе не мог толком их сформулировать. Быть может, не зря в тот момент ему вспомнился Лорди? Натасканного для охоты на эльфов пса он привёз с собой из похода на Контуир. И ничего – собака к'зиров давно позабыла свои контуирские привычки и прекрасно ладит со всеми окружающими, в том числе, и с эльфами.

— Но это мы могли узнать и от Зэндела, — возразил лорвейнец.

— Только кому бы пришло в голову спрашивать его об этом?

— Ну да, конечно, мало нам трёх раненых – теперь ещё и за этим уродом неусыпно следи, чтобы не сбежал или не прирезал кого, — Дальгондер раздражённо зашагал в направлении кухни. — Хотите дивную новость? — начал он там с порога, пропуская Лонгаронеля мимо себя. — Этот ненормальный помиловал дварра. Но это ещё не всё – он берёт урода с собой.

— Лонгаронель, ты что, совсем уже?! — возмутилась Дайнрис.

— Да уж, Лон, таких решений мы от тебя не ожидали! — поддержал её Элвэ.

— В Митрабарде сгинули двое моих братьев! — вновь заговорила Дайнрис. — Может быть, кого-то из них убил именно он. И ты хочешь, чтобы я делила с этой тварью палатку, ела с ним, так сказать, за одним столом?!

— Извини, Дайнрис, я не знал, — произнёс Лонгаронель.

— Но что моего брата убили дварры, ты прекрасно знал, — ткнул ему Элвэ.