Я — недолго. Але никак не очнуться, долго не приходила в себя. К 5-ти часам нараставшая небесная мгла разрешилась короткой грозой. Похолодало. На веранде. Долгая беседа о предстоящих почти неразрешимых проблемах ведения хозяйства и быта. («Праскивида» и пр.) И о том, как выкарабкаться из них и как неоткуда нам ждать помощи.

После ужина продолжение темы о быте. Партия в шахматы. <…>

24 августа.

Четверг. Ненастье. Ветер. Дождь. Холодно. Не пошли завтракать. Доспали. <…> Попитались чем Бог послал. Я дремал, Аля убирала, вытирала пол, затопила и впервые села заниматься. Я сходил за газетами, записал запущенные дни на веранде, при обогревателе.

После обеда смотрели партию Спасского — Фишера. Аля легла с журналом. <…> В 6-м часу кончил запись дней (до сих пор). Аля ушла в магазин. Дождь кончился еще утром. К 5-ти холодный, затученный день посветлел, кой-где голубые просветы. Ветер упал. Тихо.

После ужина покупка Але брючек. Кружок в тишине вечернего парка, домой — по безлюдной Айе. Много сильно пожелтевших лип; желтые косицы на березах.

Дома — у круглого стола. Подвинули посуду — сели за шахматы. Сначала я сплошь портачил. Но когда Аля объявила «полную силу», вцепился в фигурки и я, и долго крутился, и сопротивлялся в Алиных лапах. Ночью пил молоко.

25 августа.

Пятница. На зов будильника — отмолчались. Выспались. Мылся, как всегда, из крана в саду студеной водицей. Синее, холодное утро. Золотом горящие стволы сосен. Низко плывут белоснежные груды кучевых облаков. Обильная роса. Завтрак дома. Аля: «Есть всякая вкуснятина». Сварила кофе, на столе: сыр, колбаса, яички, помидоры. Сам Цуц лакомится какао.

Алена, одеваясь: «Мормазетка заработала штаны!» и «Балагур-весельчак — транжира!» Аля села заниматься (работала до 12-ти). Я — около, на постели в сладкой дреме. Потом ходил за газетами. Аля, конечно, вцепилась в доигрываемую партию (Спасский — Фишер). Еле оторвал ее. До обеда на пляж (за батю и обратно). Ласковое солнце, свежий ветерок, вереницы облаков, журчание моря, невесомый воздух. Сияющий день. Хотели после обеда в дальний лес. Но пока Аля подклеивала свои вырезки о шахматах, день затучился, потемнел. Похолодало. Я сел заниматься на веранде (Четвертая Бетховена, 1 и 2-я ч.). Аля в комнате — за «Соловья». К 5-ти часам к Анне Максимовне. Закутанная в платок мышь в своем домике. Очень рада и тепла (о «выводах» стариков, о «как быть»? о фильмах ее зятя — «Каникулы Банифация», об отъездах в Ленинград). Домой, очень похолодало. После ужина дома. Светло, тепло. Записал день. Аля с книжкой Эльяша о балете (взятой у Синёвых). 9 вечера — партия в шахматы, по окончании Алена: «Черные играли гениально!» (Это я — черные!)

26 августа.

Суббота. Оба вялые. Завтрак опять дома. Пока Аля брякает посудой, убирает, подтапливает — дремлю. Начала играть, занималась до 12.30. Я медленно, недомогая, встал, наскоро брился, сплавал за газетами; придя, читал их. Холодно, сыро. До обеда проверка партии шахмат. В 5-м часу приехал на Дм. Вас. Копель. Поехали в Нарву. По дороге — гладиолусы Фире. У них очень холодно. Выручил ужин со всякой вкуснотой и тремя рюмками водки. Вечером Аля в ванной. Когда пришла ложиться, я уже засыпал. (Копель подарил еще один крестик.)

27 августа.

Воскресенье. Проснулись веселые и высланные. <…> Но после завтрака опять недомогание; видимо, простыл-таки у Анны Максимовны. Квартира здесь сущий ледник. Между завтраком и обедом весь день спасался под одеялом на диване. Аля с Копом — за бесконечными шахматными премудростями. После обеда схватка Копеля, Фиры и Алены на тему дымоходов в пресловутом «нашем доме»… Ушли около 5-ти на автобус. Ожидали около часа. На улице тепло и ласково. Наконец около б-ти — автобус. Рыжая великанша кондукторша, севшая мне лобком на плечо…

За окном синева реки. Сжатые поля в вечернем озарении. Успели в столовую на ужин. Вечером Аля на моей постели. Долгая беседа о предстоящем: 1) о хозяйстве, с которым Але и думать нечего справиться одной (Филармония! Консерватория!) Перебрали всех бабок, к которым можно будет взывать о помощи… 2) о «трудовом капкане», в котором мы оба зажаты, о невозможности вместе выйти из игры, т.к. у Али нет пенсии, и т.д. и т.д. Просто не представляю себе, как выдюжим. И совсем не вижу себя и своих возможностей за пультом… Говорили спокойно, трезво… Будь что будет… Будем стараться плыть…

28 августа.

Понедельник. Завтракали в столовой. Аля — с флейтой. Сегодня она нездорова — голова болит и нос не в порядке. Я с 10.30 до 12 на море. Море в тонкой дымке. На горизонте, за рекой, смутные очертания облаков. Тишь. Ласковые журчинки. Чудотворная легкость воздуха и дыхания. Тихое солнце. Дошел до камней, на обратном пути посидел на скамейке. Подходил старик-носарь с мужем Одинцовой, Людевиг (!!). Вдали, совсем низко, над гладью залива видел пронесшуюся стайку уток. Рановато… После обеда Аля с недомоганием — спать. Я — с Четвертой Бетховена (3 и 4-я ч.). Потом с журналом «Наука и жизнь». К 5-ти резко потемнело. Близится гроза. Непрерывные, во весь затученный небосклон, раскаты и удары грома, спорый дождь. Вышли на веранду. Домик вздрагивает от громовых раскатов. В 7 часов посветлело. Дома — немного у Синёвых. Аля опять с 18-й партией. Потом засела чистить заржавевшие от сырости свои ключики. Я — с журналом, читаю статью «Наслаждение — инструмент эволюции». (Обсуждали варианты дней отъезда.)

29 августа.

Вторник. Столовая. Очень свежо. Мглисто. Дома Аля затопила и за флейту. Я записал дни. На веранде очень холодно. И сыро. Только бы нам от этой сырости не заболеть напоследок. Вдоль моря — до заставы; сегодня над морем голубое молчание. Серебристо-лазурная тишь. Даже журчания не слышно: только легкие всплески. В бледной синеве неба — редкие островки белых чешуек. Пригревает солнце. Порой северный бриз чертит на воде темные полоски ряби. По краю моря лежит узкая полоса осенней сизой мглы, с белеющими над ней вершинами далеких облаков.

На стоянке — автобус. Кондукторша, водитель, две дачницы, молчаливо объединенные благодатью зелени, тепла, тишины.

Дома еще слышны звуки флейты. Чирикают воробьи.

Резко промерз в столовой. После обеда с Алей заходили на море, где стало холодно и темные кучевые облака заворачивают с востока. После обеда Аля легла с седуксеном: устала от занятий. Заболели нервочки. Спит. Подремав, сел рядом. Долго «открывал Америки» в Пятой симфонии Чайковского (1-я ч.).

Полная тишина. Ни звука. Пробурчал отдаленный гром,