если так, мы всех закупаем!» Сначала, видишь ли, погонщик возражал: «Я, говорит, без хозяина не могу!» — «Ну, ничего, хозяин тоже скоро придет». Мы как будто знали, что барин попадет к нам вслед за баранами, — продолжал Дидов.

Командир отозвал пойманного в сторону, где собралось несколько человек. Его не стали допрашивать, а просто на все его обещания Дидов поставил ему вопрос:

— Оружие сможешь нам доставить?

Франческо обещал доставить пулеметы, винтовки и патроны.

Дидов предупредил, что если только он не выполнит обещанного, то его имение будет уничтожено.

Дидов отпустил барина под честное слово.

Но, как и следовало ожидать, помещик обманул Дидова — вместо пулемета и винтовок он прислал мешок отсыревших патронов и непригодный револьвер.

11. КАЗАКИ

На тракте, верстах в шести от каменоломен, появился кавалерийский разъезд. Белых было около двадцати человек. Наша кавалерия и подвода, нагруженная вооруженными партизанами, отправились под командой Дидова на поимку разъезда. Конные партизаны быстро ускакали, оставив подводу на далеком расстоянии позади. Они почти достигли тракта и ехали к стоявшему в стороне холму. Вдруг из-за холма неожиданно появился отряд казаков. Они приняли наших кавалеристов за своих, так как некоторые из них были в бурках, в казачьих папахах и кубанках. Казаки направились к нашей подводе. Надо было как-нибудь предупредить товарищей. Тогда один из партизан, обращаясь к ехавшему казаку, предложил:

— А ну, потягаемся: кто скорей вскочит на тот холм? — и, стегнув своего коня, помчался.

Казак понесся за ним.

Трое партизан поскакали следом. Когда отъехали на достаточное расстояние, партизаны махнули рукой подводе, и та, поняв опасность, повернула обратно. Казак, видимо, сообразил, что он попался, но не успел, однако, оглядеться, как один из партизан рубанул его шашкой. Казак свалился с лошади.

Затем они один за другим незаметно подъехали обратно к общей группе казаков.

В то же время Дидов, видя, что попались в ловушку, так как с холма хорошо разглядел отряд белых кавалеристов, двигавшихся, очевидно, с акмонайских позиций, скомандовал:

— За мной! — И, пришпорив лошадь, галопом понесся к удалявшейся подводе.

Белые вместе с нами летели за подводой, ничего не подозревая.

— Руби! — крикнул Дидов, и шашки партизан засверкали в воздухе.

Казаки растерялись, не понимая, в чем дело. Немало их было зарублено во время этой паники. Многие из них бросились бежать к отряду белогвардейских кавалеристов, который уже рассыпался лавой и быстро летел за нашими конниками.

Лошади скакали, вытянув головы, и всадники, согнувшись над ними, то показывались на более светлом фоне неба, то исчезали во тьме перевала.

— Сюда, в низину! Скорей, скорей! Гони, гони лошадей! — кричали они кучеру.

Когда наши доскакали до Оливенских каменоломен, весь партизанский отряд уже лежал в цепи.

12. НАСТУПЛЕНИЕ

Застрекотали пулеметы белых; ружейная трескотня все усиливалась.

К полудню на нас двинулись Алексеевский, Марковский сборные батальоны, Второй конный карательный полк и пулеметная школа. Хотя и изрядно потрепанные на Крымском фронте, эти части, численностью до двух тысяч штыков и сабель, представляли опасную силу. Они, как оказалось, заранее взяли нас на большом расстоянии в кольцо и только ожидали сигнала к наступлению.

От широкого мола на середину бухты вышли английские миноносцы. Они шли медленно, подавая отходные сигналы.

— Эх, видно, не на шутку взялись!

Белогвардейцы начали наступать перебежками, спотыкаясь о камни. На бегу они открыли пулеметную и ружейную стрельбу. Мы ответили дружными залпами. С белогвардейской стороны на наше укрепление надвигались серые людские волны.

И вот с судов загремело, завыло: гууу… гууу… гууу…

Земля и воздух сотрясались от частых разрывов снарядов. Орудийная стрельба сметала хатенки, стоявшие на скале, где раньше жили каменорезы. На земле вихрем носились черные столбы от разрывов. Визжала шрапнель.

Бой продолжался несколько часов. Беспрерывный гул артиллерийской канонады, трескотня пулеметов, свинцовый дождь приближавшихся цепей белых вынудили нас вечером вернуться в каменоломни.

В спешке, отступая под натиском врага, мы попали в различные, изолированные друг от друга заходы, часть отряда в количестве сорока двух человек очутилась в небольших заходах старых галерей. Мне также пришлось попасть в число этих сорока двух.

В галереях было сыро и холодно. В некоторых местах на потолке бисером искрились капельки воды. Это вселило радость в партизан — можно было кое-как утолять жажду.

Через полчаса мы уже не могли найти себе места и бегали по галерее, чтобы согреться, так как все были легко одеты — на поверхности жгло весеннее солнце. После испарины все сильно прозябли.

Во мраке в подземельной тишине бродили людские тени.

Многие партизаны стояли на часах. Нас еле хватало на три смены: приходилось охранять несколько входов. Мне выпала смена стать вторично на пост на другой день рано утром.

Было прекрасное утро. Из захода виднелось чистое, голубое небо, слышалось щебетание птиц. Как хотелось выскочить на поверхность, подышать весенним воздухом!

Но уже послышались сухие удары кирок и могильный стук лопат над нашими головами, суетливые крики и ругань офицеров.

Вскоре мы поняли, что белые над нами рыли бурки и спешно выгружали привезенный на подводах динамит.

Приблизительно часов в десять утра раздались первые взрывы. Задрожала и загудела земля. Поднялись пыль и ветер. Всех часовых, стоявших у входов, ударило воздухом и обсыпало известняком. Нас тоже окутало серой пылью.

Захватив с собой каганцы, мы двинулись к заходам, где произошли взрывы, чтобы посмотреть, сильно ли поддаются разрушению каменоломни. Результаты взрывов были ужасны. Все заходы, над которыми произошли взрывы, были неузнаваемы. Обвалившиеся глыбы почти засыпали их. Через прорванную взрывом воронку в потолке еле-еле проникал свет. А над головами опять стучали и рыли, подкатывали бочонки с динамитом.

Сырость проникала до костей и ржавила ружья.

— Я вам говорил, что здесь плохие каменоломни, — глухо сказал старик каменорез. — Вот главный отряд сейчас находится в чистых грунтах, в больших каменоломнях, там взрывы не возьмут. Глыбы там есть в пятнадцать–двадцать саженей толщиной, туннели — длиною по триста саженей и больше. Белые грунты никогда ничем не взорвешь. А какие там туннели! Они проходят под кладбищем и деревней Старый Карантин и спускаются под самое море. Вот туда бы пробраться!

Вскоре взрывы начали бухать поодиночке то там, то здесь. Они не давали опомниться часовым. За каждым взрывом вздрагивала земля. В проходах стали откалываться глыбы камня. Становилось жутко. Каменоломня рушилась. Среди партизан росло беспокойство. Женщины молчали. Только грудной ребенок Дидова пронзительно кричал: «Вввва-а… уа-ввв-ва…» — как горлянка. Мать все время качала его на руках, напевая колыбельную песню.

Ночью, когда затихли взрывы, группа партизан человек в пятнадцать отправилась по туннелю и галереям