казармам, которые находились около известняковых печей, на окраине города. Оставив подводы, мы пошли и недалеко около казармы залегли. Трое товарищей отправились снять часового, но не успели они подойти к воротам, как наткнулись на двух офицеров.

На оклик «стой» один из офицеров, выхватив револьвер, выстрелил и ранил в обе ноги партизана Меликова. Услыхав выстрел и оклик, Бардин сообразил, что партизаны обнаружены.

Медлить было нельзя, и Бардин скомандовал:

— Цепь, за мной!

Крадучись мы подошли вплотную к казармам. Окна были около самой земли и для метания бомб очень удобны.

Раз, два, три — и зазвенели стекла, а через секунду сразу загремело до десятка взрывов от бомб, брошенных нами в разные окна.

Раздался невообразимый гул, блеснули огни, послышались крики, вой, стоны.

Наши бомбы попали в густую кучу белогвардейцев, спавших на полу один возле другого. Вскакивая, они падали под взрывами наших бомб. В нескольких местах рухнула крыша, зазвенела черепица. Казармы были разгромлены. Тогда партизаны, схватив раненого Меликова, отошли с ним от казарм и отступили.

По городу поднялась бешеная стрельба. В неразберихе у белогвардейцев завязалась даже между собой ружейная и пулеметная перестрелка, и они провоевали всю ночь.

Что было всего интереснее, так это то, что мы спокойненько уселись на подводы с одним раненым партизаном и благополучно докатили к себе в каменоломни.

9. ВОКЗАЛ В ОГНЕ

Для того чтобы еще больше поднять панику в тылу белых, штаб решил сделать нападение на железнодорожную станцию Керчь, где скопились эшелоны отступающих частей.

В одиннадцать часов вечера разведывательный отряд полка под руководством Бардина двинулся через горы на станцию Керчь и к двум часам ночи был около вокзала.

Вооруженные до зубов, мы залегли. На вокзале стояло несколько эшелонов, посвистывали и шипели паровозы. Все пути были заставлены вагонами, груженными разным военным снаряжением. По полотну железной дороги передвигались паровозы, пересвистывались стрелочники и сцепщики.

Двое партизан и Бардин в офицерской форме вошли в вокзал, а прочие нетерпеливо ожидали в цепи.

Когда партизаны вошли в середину вокзала, они увидели двух офицеров, из которых один читал, другой спал. Читавшего моментально прикололи и направились в зал первого класса. У двери они встретили часового. Бардин наставил на него револьвер.

Внезапно раздались крики белых:

— В ружье! Бандиты!

Партизаны бросили бомбы в зал первого класса, который был переполнен спящими белогвардейцами.

В то же время матрос Коськов, начальник полковой разведки, дал команду:

— К вокзалу бегом!

Партизаны побежали.

— Приготовить бомбы!.. Бросай бомбы в окна!

Зазвенели стекла. Загромыхали взрывы.

Из вагонов послышалась стрельба: тра-та-та… Бух-бом…ба-ах-ах… — гулко взрывались ручные бомбы.

Партизаны с криком «ура» бросились к вагонам, откуда беспрерывно строчили пулеметы белых.

Под залпы винтовок, перекрестный огонь пулеметов, крики и вопли раненых партизаны перебегали полотно железной дороги и устремлялись к вагонам, в которых находились приехавшие с акмонайского фронта белогвардейцы…

На вокзале царила невероятная паника. Некоторые белые бежали прямо в руки партизан, другие укреплялись и беспрерывно строчили из пулеметов.

Дальше продолжать бой было опасно, так как уже пробивался рассвет. Партизанам нужно было, пользуясь темнотой, успеть вернуться в каменоломни, которые лежали от вокзала в восьми верстах. Если бы партизан застиг в пути рассвет, они все погибли бы: неприятель, увидя незначительность наших сил, окружил бы и всех уничтожил.

Без громкой команды, передавая сигнал друг другу по цепи, партизаны начали отходить.

Некоторые товарищи увлеклись боем и отбились от цепи. Они не могли вернуться в Старокарантинские каменоломни и направились в Аджимушкайские. Комиссар Бардин, раненный, также был вынужден возвратиться в Аджимушкайские каменоломни.

Партизан Иван Дросов едва не попал к белым в плен. Отрезанный от старокарантинцев, он вскочил па лошадь и поскакал в Аджимушкай, но в темноте наскочил па белогвардейцев. Дросов не растерялся и громко закричал па них, сопровождая свои слова отборной бранью:

— …вы спите, а наших бьют?..

— В каком месте? — спросили его.

— Вон там! — и он указал на казенный сад.

Белогвардейцы ударили по лошадям и помчались к саду.

Дросов благополучно доехал до Аждимушкая. Все остальные партизаны отступили в Старокарантинские каменоломни.

Партизаны не унимались. Уже в следующую ночь наша разведка была отправлена в имение Посполитаки, расположенное вблизи деревни Султановки, в двадцати верстах от каменоломен. Белогвардейцы, находившиеся в имении, были захвачены и обезоружены. Там был взят обоз со снаряжением.

Той же ночью отрядом партизан было потушено и испорчено четыре маяка, забрано казенное имущество, керосин и все это доставлено в каменоломни.

Кроме того, все дороги и деревни не менее чем на восемнадцать верст вокруг каменоломен были очищены нашим отрядом от неприятеля. Кавалерийские разъезды партизан ежедневно задерживали белогвардейцев и их обозы.

10. ФАЭТОН

Чуть только блеснули лучи восходящего весеннего солнца, как по траве рассыпалась, как горошек, прозрачная роса. Вдали время от времени появлялись белогвардейские разъезды. Наш отряд находился на позиции на территории каменоломен. Было тихо. И партизаны удивлялись, как это можно, чтобы хоть один день да прошел без боя.

Но вот наблюдатель заметил в бинокль, что по тракту мчится фаэтон, запряженный тройкой лошадей. Донесли Дидову. Командир крикнул одного из партизан-кавалеристов.

— Быстро передай командиру кавалерии: пусть он выделит с десяток кавалеристов с хорошими лошадьми — и в погоню.

— Есть, товарищ командир! — радостно ответил партизан и исчез под скалой.

Через несколько минут десяток партизан вскочили на коней, пришпорили и полным галопом помчались вдогонку фаэтону, который, заметив разъезд, вовсю бросился наутек.

Но убежать от наших всадников ему не удалось.

— Поймали! Поймали! Волоки его, волоки! — радостно кричали партизаны, размахивая винтовками.

В экипаже оказался офицер-помещик Франческо — его партизаны знали. Еще бы! Многие у него работали в имении батраками.

Он сидел в фаэтоне один — черный, среднего роста, щупленький — и испуганно смотрел то в одну, то в другую сторону. Партизаны сбегались к фаэтону.

— О, старый знакомый!

— Вот и встретились, господин пьяница!

— Он меня бил розгами! Шомполов ему!

Франческо искоса посматривал на партизан. Сердце у него кипело злобой, но он не показывал виду и сидел опустив голову, как будто был равнодушен ко всему.

Он только еле слышно обратился к Дидову:

— Что вы со мной хотите сделать?

— Найдем, что с вами делать! — отвечал командир.

— Я прошу… не расстреливайте… У меня в имении есть продукты… лошади… Я вас буду снабжать… Освободите меня!

— Ну, такое добро мы уже взяли… Вот, видишь, овцы пасутся? Это твои! — смеялся Дидов.

— Мои? Как же вы их захватили?

— Как? Чуднó! Гонит человек овец. Спрашиваем: «Чьи?» — «Франческого!» — отвечает. «Куда гонишь?» — «В город, продавать». — «Ну,