— Мы едем ко мне домой, в Тару, — быстрозаговорила Скарлетт. — Янки подходят. Ретт отвезет нас. Другого выходанет, Мелли.

Мелани попыталась кивнуть и показала на младенца. Скарлеттвзяла на руки крошечное тельце и завернула в мохнатую простыню. Ретт шагнул кпостели.

— Постараюсь не причинить вам боли, — сказал онтихо, подтыкая под нее простыню. — Сможете вы обнять меня за шею?

Мелани подняла было руки, но они бессильно упали. Реттнаклонился, просунул одну руку под плечи Мелани, другую — под колени иосторожно поднял ее. Мелани не вскрикнула, но Скарлетт видела, как она закусилагубу и еще больше помертвела. Скарлетт высоко подняла лампу, освещая Реттудорогу, и тут рука Мелани сделала слабое движение в направлении стены.

— В чем дело? — мягко спросил Ретт.

— Пожалуйста, — прошептала Мелани, пытаясь указатьна что-то, — Чарльз.

Ретт внимательно поглядел на нее, думая, что она бредит, ноСкарлетт поняла и внутренне вскипела. Мелани хотела взять с собой дагерротипныйпортрет Чарльза, висевший на стене под его саблей и пистолетом.

— Пожалуйста! — снова зашептала Мелани. — Исаблю.

— Хорошо, хорошо, — сказала Скарлетт и, посветивРетту, пока он осторожно спускался с лестницы, вернулась в спальню и сняла состены саблю и портупею с пистолетом в кобуре. Нести все это вместе с младенцеми лампой было не очень-то с руки. Как похоже на Мелани: сама еле дышит, янки,того и гляди, ворвутся в город, а у нее первая забота — о вещах Чарльза!

Снимая дагерротип со стены, Скарлетт скользнула взглядом полицу Чарльза. Его большие карие глаза смотрели на нее с портрета, и онаприостановилась на миг, с любопытством вглядываясь в его черты. Этот человекбыл ее мужем и несколько ночей делил с ней ложе, и она родила ему ребенка стаким же кротким взглядом больших карих глаз. И все же она почти не помнила еголица.

Младенец у нее на, руках выпростал крошечные кулачки итихонько захныкал, и она наклонилась к нему. Впервые до ее сознания дошло, чтоэтот ребенок — сын Эшли, и внезапно со всей страстью; на какую еще былоспособно ее истерзанное существо, она возжелала, чтобы это был ее ребенок — ееребенок и Эшли.

Присси вприпрыжку взбежала по лестнице. Скарлетт передала еймладенца, и они стали торопливо спускаться одна за другой, а лампа отбрасывалана стену их странно колеблющиеся тени. В холле Скарлетт увидела чепец, поспешнонахлобучила его себе на голову и завязала ленты под подбородком. Этот траурныйчепец Мелани был не совсем впору Скарлетт, но припомнить, где ее собственнаяшляпа, Скарлетт не могла.

Она вышла из дома, взяла лампу и спустилась с веранды,стараясь, чтобы сабля не била ее по ноге. Мелани, вытянувшись, лежала на днеповозки и рядом с ней — Уэйд и закутанный в простыню младенец. Присси забраласьв повозку и взяла младенца на руки.

Повозка была тесная, с низкими бортиками. Колеса как-тостранно кривились внутрь, и казалось, они вот вот соскочат с осей.

Скарлетт поглядела на лошадь, и сердце ее упало. Это быложалкое, изнуренное создание. Лошадь стояла, низко свесив голову. Спина у неебыла стерта упряжью в кровь, и, услышав ее дыхание, Скарлетт подумала, что ниодна здоровая лошадь так дышать не может.

— Не слишком шикарный выезд, да? — с усмешкойзаметил Ретт. — Как бы она не пала в оглоблях. Но ничего лучшего яраздобыть не мог. Когда-нибудь я расскажу вам, слегка, конечно, все приукрасив,где и как я ее украл и как в меня едва не всадили пулю. Только неизменнаяпреданность вам могла подвигнуть меня в моем почтенном возрасте сделатьсяконокрадом, да к тому же польститься на эту клячу. Позвольте помочь вамподняться в экипаж.

Он взял у нее лампу и поставил на землю. Козлы представлялисобой просто узкую доску, положенную поперек повозки. Ретт поднял Скарлетт наруки и посадил на эту доску. Как чудесно быть мужчиной, да еще таким сильным,как Ретт, подумала Скарлетт, оправляя юбки. Когда Ретт был рядом, она ничего небоялась: ни пожаров, ни взрывов, ни янки.

Он взобрался на козлы рядом с ней и взял вожжи.

— Ох, постойте! — воскликнула она. — Я забылазапереть парадную дверь.

Ретт расхохотался и хлестнул лошадь вожжой.

— Чему вы смеетесь?

— Смеюсь над вами — вы хотите преградить путь янки спомощью замка? — сказал он, и лошадь медленно, неохотно тронулась с места.Оставленная лампа продолжала гореть, отбрасывая на землю желтое пятно света,которое все уменьшалось и уменьшалось по мере того, как их повозка удалялась отдома.

Ретт гнал по Персиковой улице на запад свою замореннуюклячу: повозку немилосердно трясло на колдобинах, и у Мелани порой вырывалисьсдавленные стоны. Темные, молчаливые дома маячили где-то по обеим сторонамулицы, темные ветви деревьев сплетались над головой. Светлые столбы изгородей,словно могильные надгробья, неясно белея, выступали из темноты. Узкая улицаказалась уходящим во мрак туннелем, но сквозь густой лиственный шатер надголовой просвечивали грозные багровые сполохи, и черные пятна теней, словнообезумевшие призраки, метались по земле. Все явственней и явственней становилсязапах дыма, а с жарким дуновением ветра все слышней делались долетавшие изцентра города, как из преисподней, крики, глухой грохот армейских фургонов итяжелый топот марширующих ног. Когда Ретт, натянув вожжи, свернул на другуюулицу, новый оглушительный взрыв потряс воздух и чудовищный язык пламени и дымавзвился на западном краю неба.

— Должно быть, взорвался последний вагон сбоеприпасами, — спокойно произнес Ретт. — Почему они не угнали егосегодня утром, идиоты! Времени было предостаточно. Что ж, тем хуже для нас. Ярассчитывал, отклонившись от центра города, проехать подальше от пожарищ ивсего этого пьяного сброда на Декейтерской улице и, не подвергая вас опасности,выбраться из города юго-западной окраиной. Но нам так или иначе придетсяпересечь где-то улицу Мариетты, а, насколько я понимаю, взрыв произошелнеподалеку оттуда.

— Нам что же — нужно будет пробиваться сквозьогонь? — дрожащим голосом спросила Скарлетт.

— Надеюсь, нет, если поторопимся, — сказал Ретт,соскочил с повозки и скрылся в глубине какого-то двора. Он вернулся оттуда сотломанной от дерева веткой, которой принялся безжалостно погонять лошадь.Животное припустилось неровной рысцой, хриплое дыхание с шумом вырывалось унего из ноздрей, повозку швыряло из стороны в сторону, и всех ехавших в нейподбрасывало, как кукурузные зерна на раскаленной сковороде. Заплакал младенец.Присси и Уэйд заревели во всю мочь, больно стукаясь о края повозки. Но Меланине издала ни звука.

Когда они уже подъезжали к улице Мариетты, деревья поредели,и от объятых огнем зданий и бушевавшего в вышине пламени на улице стало светло,как днем, а пляшущие тени метались, словно разодранные бурей паруса тонущегокорабля.