И тут Скарлетт вспомнила все. Она выпрямилась, села иторопливо осмотрелась вокруг. Слава богу, янки нигде не было видно! И за этуночь никто не обнаружил их повозки. Теперь перед ней уже отчетливо встал весьэтот страшный, похожий на чудовищный кошмар путь, проделанный ими после того,как шаги Ретта замерли вдали, — вся эта бесконечная ночь, черный проселок,рытвины, разбитые колеи, камни, глубокие канавы по сторонам дороги, куда поройсъезжала повозка, и как она и Присси, гонимые страхом, из последних сил тянулиза колеса, толкали повозку, помогая лошади выбриться на дорогу. Вспомнилось,как, заслышав приближающихся солдат, дрожа от страха, не зная, кто они, этиидущие мимо, — друзья или враги, сгоняла она упиравшуюся лошадь с дороги вполе или в лес, как замирала от ужаса при мысли, что чей-нибудь кашель, чиханьеили икота Уэйда могут их выдать.

О, эта черная дорога, по которой, словно привидения,двигались безмолвные тени, нарушая тишину лишь негромким стуком сапог по земле,позвякиванием уздечек, поскрипыванием сбруи! О, это страшное мгновение, когдаизмученная кляча внезапно заартачилась и стала, и мимо них по дороге прошелконный отряд, таща за собой легкие орудия, — прошел так близко, что ейказалось, — стоит протянуть руку, и она коснется их! Так близко, что онаслышала едкий запах потных солдатских тел!

Когда они добрались наконец до Раф-энд-Реди, впереди — там,где последний заслон генерала Ли стоял в ожидании приказа к отступлению, —замелькали редкие бивачные огни. С милю Скарлетт гнала лошадь прямо по пашне,огибая расположение войск, пока огни лагеря не скрылись из глаз, оставшисьпозади. И тут она окончательно заплуталась в темноте и долго плакала, потомучто ей никак не удавалось выехать на узкий, так хорошо знакомый проселок. Акогда она все же нашла его, лошадь упала в упряжи и не пожелала сделать большени шагу, не пожелала подняться, сколько они с Присси ни пихали ее и ни тянулипод уздцы.

Тогда Скарлетт распрягла лошадь, забралась, взмокшая отпота, в глубину повозки и вытянула гудевшие от усталости ноги. Ей смутноприпомнилось, что, когда у нее уже слипались глаза, до нее долетел голос Мелани— чуть слышный шепот, в котором были и мольба и смущение:

— Скарлетт, можно мне глоточек воды? Пожалуйста!

— Воды нет… — пробормотала она и уснула, не договорив.А теперь было утро, и мир вокруг был торжественно тих — зеленый, золотой отсолнечных бликов в листве. И поблизости никаких солдат. Горло у нее пересохлоот жажды, ее мучил голод, занемевшие ноги сводила судорога, все тело ныло, и ейпросто не верилось, что это она, Скарлетт О’Хара, привыкшая спать только нальняных простынях и пуховых перинах, могла уснуть, как черная рабыня, на голыхдосках.

Щурясь от солнца, она поглядела на Мелани и испуганноахнула. Мелани лежала так неподвижно и была так бледна, что показалась Скарлеттмертвой. Никаких признаков жизни. Лежала мертвая старая женщина с изнуреннымлицом, полускрытым за спутанными прядями черных волос… Но вот Скарлетт уловилачуть заметный шелест дыхания и поняла, что Мелани удилось пережить эту ночь.

Прикрываясь рукой от солнца, Скарлетт поглядела по сторонам.По-видимому, они провели ночь в саду под деревьями чьей-то усадьбы, так каквпереди, извиваясь между двумя рядами кедров, убегала вдаль посыпанная песком игалькой подъездная аллея.

«Да ведь это же усадьба Мэллори!» — подумала вдруг Скарлетт,и сердце у нее подпрыгнуло от радости при мысли, что она у друзей и получитпомощь.

Но мертвая тишина царила вокруг. Цветущие кусты и трава газона— все было истоптано, истерзано, выворочено из земли колесами, копытамилошадей, ногами людей. Скарлетт поглядела туда, где стоял такой знакомый,светлый, обшитый тесом дом, и увидела длинный прямоугольник почерневшегогранитного фундамента и две высокие печные трубы, проглянувшие сквозь пожухлую,обугленную листву деревьев. Вся дрожа, она с трудом перевела дыхание. А что,если такой же — безмолвной, мертвой — найдет она и Тару, — что, если и еесровняли с землей?

«Я не буду думать об этом сейчас, — поспешно сказалаона себе. — Я не должна об этом думать. Не то опять сойду с ума отстраха». Но независимо от ее воли, сердце мучительно колотилось, и каждый ударзвучал как набат: «Домой! Скорей! Домой! Скорей!» Надо ехать дальше — домой. Нопрежде надо найти чего-нибудь поесть и хоть глоток воды — в первую очередьводы. Она растолкала Присси. Та, выпучив глаза, оглядывалась по сторонам.

— Господи боже, мисс Скарлетт! Я уж думала, чтопроснусь на том свете!

— Ты туда еще не скоро попадешь, — сказала Скарлетт,пытаясь кое-как пригладить растрепавшиеся волосы. И лицо, и все тело у нее былиеще влажными от пота. Она казалась себе невыносимо грязной, липкой,неприбранной, ей даже почудилось, что от нее дурно пахнет. За ночь платьеневообразимо измялось, и никогда еще не чувствовала она себя такой усталой иразбитой. От неистового напряжения этой ночи болели даже такие мускулы, осуществовании которых она и не подозревала, и каждое движение причинялострадания.

Скарлетт поглядела на Мелани и увидела, что она открылаглаза. Совсем больные глаза, отекшие, обведенные темными кругами, пугающиесвоим лихорадочным блеском. Растрескавшиеся губы дрогнули, послышался молящийшепот:

— Пить!

— Вставай, Присси! — сказала Скарлетт. —Пойдем к колодцу, достанем воды.

— Мисс Скарлетт, как же мы… Может, там мертвяки, аможет, духи убитых!..

— Я из тебя самой вышибу дух, если ты тотчас невылезешь из повозки, — сказала Скарлетт, отнюдь не расположенная кпререканиям, и сама кое-как, с трудом спустилась на землю.

И только тут она вспомнила про лошадь. Боже правый, а что,если эта кляча за ночь пала? Когда ее распрягали, было похоже, что ей пришелконец. Скарлетт бросилась к передку повозки и увидела лежавшую на боку лошадь.Если лошадь сдохла, она сама умрет тут же на месте, послав небесам своепроклятие! Кто-то там, в Библии, уже поступил однажды точно так же. Проклялбога и умер. Сейчас она понимала, что, должно быть, чувствовал тот человек. Нолошадь была жива — она дышала тяжело, полузакрытые глаза слезились, но она ещежила. Ладно, глоток воды придаст ей сил.

Присси с большой неохотой и громкими стонами выбралась изповозки и, боязливо озираясь, поплелась следом за Скарлетт но аллее. Беленныеизвесткой хижины рабов — молчаливые, опустевшие — стояли в тени деревьев позадипепелища. Где-то между этими хижинами и еще дымившимся фундаментом дома нашелсяколодец — и даже с уцелевшей крышей, и на веревке висело спущенное вниз ведро.С помощью Присси Скарлетт вытянула ведро из колодца, и, когда из темной глубипоказалась прохладная, поблескивавшая на солнце вода, она наклонила ведерко,прильнула к краю губами и шумно, захлебываясь, принялась глотать воду, проливаяее на себя.

Она пила и пила, пока не услышала жалобно-ворчливый голосПрисси: