Во время этих встреч удалось поговорить совсем немного: жаждущих пообщаться с отцом и кроме меня хватало. Запомнилось всего несколько его фраз, которые, как оказалось потом, были очень важными, и я их впоследствии часто вспоминала. Я что-то с воодушевлением рассказывала, и вдруг неожиданно отец Александр сказал: «Россия – непросвещённая страна». Я тогда очень удивилась, потому что была не готова к такой категоричной формулировке: вроде мы все это знаем, но как-то не обращаем внимания, и эта грустная правда всегда остаётся где-то за скобками (поэтому так много иллюзий и так много разочарований). Эти слова отца я очень часто вспоминаю в связи со всей нашей новейшей историей. Отец большое значение придавал просвещению, любому: интеллектуальному, культурному, нравственному, религиозному, духовному. В конце концов отчасти благодаря этой фразе через четыре года после смерти отца я пошла работать педагогом в Пироговскую школу.

28 августа на Успение отец появился в Новой Деревне после довольно долгого пребывания в Италии. Многие прихожане, в том числе я, оживлённо интересовались его впечатлениями – тогда преобладала некоторая эйфория по отношению к Европе. Мне отец Александр ответил так: «Мне понравилось, но так надолго я больше не поеду – времени мало осталось, а здесь дел полно». И я почувствовала лёгкие угрызения совести: многие из нас тогда действительно увлеклись путешествиями в самые разные места – в Европу, в Армению, в Прибалтику; в этих путешествиях был элемент паломничества, т. е. не просто так, а с духовной составляющей. Потом я поняла, что отец был не против путешествий, а против эйфории, против «духовного потребительства», налёт которого он чувствовал во всех наших восторгах. Однажды, когда я вернулась из Франции и опять-таки с воодушевлением о ней рассказывала, он ответил: «Французы – неисправимые безбожники». И эти слова тогда совсем не соответствовали общему ощущению подъёма, их я тоже потом вспоминала, и, к сожалению, они оказались в очень большой степени справедливыми. Мне кажется, отец хотел научить нас находить источники духовной жизни, подъёма, обновления внутри самих себя.

Александр Вадимов (Цветков)

28 августа 1990 года, в праздник Успения Божией Матери, я последний раз видел отца Александра. После исповеди я услышал: «Пожалуйста, дождитесь меня». Это означало, что у него есть какой-то очень важный повод для разговора. Закончилась литургия, и мы присели на скамейку у левого клироса. Отец Александр попросил записать или запомнить фамилию одного литератора и название его книги и объяснил: «Он отдал рукопись в “Детектив и политику”, но там от неё отказались. Если вам не трудно, помогите ему получить её обратно». Признаться, я был удивлён. Не маловажности повода (для батюшки не существовало мелочей в отношениях с людьми), но ведь это можно было сказать прямо на исповеди! Однако протоиерей, высказав свою просьбу, не торопился окончить беседу. Мы говорили о статье в какой-то газете, где Михаила Булгакова объявили масоном. Затем я рассказал о своей задумке: выпустить отдельной брошюрой «Истину Православия» Бердяева, снабдив это издание предисловием одного из уважаемых архиереев.

Батюшка ответил: «Это очень хорошо. Правда, ортодоксам вы всё равно ничего не докажете, а вот людям колеблющимся… Помню, лет двадцать назад нынешний митрополит, – он назвал имя одного из известных иерархов, – говорил мне, что он ставит своей основной задачей борьбу с русской религиозной философией».

– Но сейчас он, кажется, изменил свой взгляд на предмет?

– Может быть. Впрочем, я его за язык не тянул, сам сказал. Значит, крепко это в нём сидело, да и вряд ли выветрилось.

…Отца Александра ждали другие требы. Мы простились, и я обещал ему исполнить поручение. Увы, понимание часто приходит слишком поздно. Почувствуй я тогда, что он прощается, может быть, слушал бы более внимательно, может быть, не стал бы откладывать на другой раз некоторые лично важные вопросы, да и больше ценил бы каждое слово, сказанное отцом Александром в эту последнюю встречу.[127]

Надежда Волконская

В июне 1990 года, прежде чем отправиться во Францию в продолжительный отпуск, я навестила отца вместе со своей подругой Ниной. Она хотела попросить у него благословение. Моя подруга отметила, что он был очень рад, увидев меня вновь. Однако на его лице я снова увидела смерть. На этот раз я решила не допускать мысли об этом, говоря себе: «Ты всегда думаешь, что ты его больше не увидишь. А он всегда на своём месте, поэтому не беспокойся!»

Немного успокоенная, я уехала в отпуск. Было уже начало сентября, точнее, 9 сентября. Около четырёх часов утра я увидела во сне своего отца, который получил удар по голове и упал мне на руки. Я испытала при соприкосновении с ним благодатное тепло и говорю ему: «Я ничего не понимаю, отец, ведь ты уже умер». Я проснулась. По-видимому, произошло что-то серьёзное. Не в состоянии заснуть снова, я встала разбитая.

Через некоторое время раздался телефонный звонок. Звонила моя подруга Вера из Москвы. Она сообщила мне о смерти отца Александра, не вдаваясь в подробности, и попросила меня известить всех наших друзей. Что я и сделала. Так как он постоянно плохо выглядел, я решила, что его кончина вызвана сердечным приступом. Но после полудня мне позвонил наш друг из Нью-Йорка, чтобы также сообщить мне эту ужасную новость. Он добавил: «Да, да, он был убит топором!» Подавленная, я всем своим существом отказывалась этому верить. Невозможно, это просто невозможно! На следующее утро мне позвонил Жорж и подтвердил, что отец Александр убит именно топором. Надо было признать очевидное. Эту смерть и то, как она случилась… Нет слов. Я знала, что у отца Александра были враги, но я не предполагала, что они смогут осуществить на деле свои угрозы. Учитывая разницу во времени в два часа между Парижем и Москвой, я поняла, что мой сон приснился мне в момент самого убийства.

Екатерина Гениева

Отца Александра Меня убили ранним утром 9 сентября 1990 года. Виделась я с ним последний раз вечером 7 сентября. Встреча наша произошла не как обычно, в церкви Сретения в Новой Деревне, но в Библиотеке иностранной литературы, где отец Александр был частым и желанным гостем. 7 сентября по заранее оговорённому расписанию он начал свой второй курс, историю Библии; первый («Символ веры») при огромном стечении народа он читал на протяжении всего 1989 года.

Встретились мы после долгого перерыва. Летом то он был в отъезде (в Италии), то я. Потому и радость моя от встречи с ним была особенной, и вопросов, тем для разговора накопилось немало. Отец Александр приехал в библиотеку в 17:45. Лекция начиналась в 18:00, а потому у него было несколько минут, чтобы перевести дух, – до этого была лекция в Литературном институте, а ещё раньше – литургия, требы и на протяжении всего дня – встречи, разговоры.

«Выпьете чаю?» – спросила я. «Да, – сразу ответил отец Александр, – я ужасно голоден. Три дня ничего не ел». – «Так уж три дня?» – «Да, – обезоруживающе улыбаясь, сказал он, – писал». Мне бы спросить, что он так погружённо писал, ведь известно, что убийца вырвал портфель, в котором была эта рукопись. Но отец Александр всё время что-то писал, к тому же я судорожно соображала, чем его накормить, – была пятница, постный день.