8 сентября весь день меня преследовала фраза, невесть откуда взявшаяся: И пойду я на голос печали. Мне почему-то это было неприятно. Я не хотел знать, что будет дальше, не хотел плыть по этой волне и усилием воли отгонял её. Я не хотел продолжения. Но фраза всплывала всё снова и снова: И пойду я на голос печали.

А 9 сентября я проснулся в седьмом часу (тот самый час!) и записал:

И я всё-таки не понимал: почему «голос печали» и с кем разлука? Но настроение стало отвратительным. А потом мне позвонили, и я понял – с кем.

Роза Кунина-Гевенман

За неделю до гибели отец Александр вечером посетил наш дом. Ещё в дверях он широко раскрыл руки со светлой улыбкой, словно принимая нас в свои объятия. Он говорил с каждым отдельно, а Иосифу Филипповичу, единственному из нас некрещёному, он сказал: «Никого не слушайте. Идите своей дорогой – куда вас поведут ваше сердце, разум и совесть».

Зоя Масленикова

1 сентября 1990 года исполнилось 30 лет со дня рукоположения отца Александра во священника. Присутствовавшие в храме его поздравили, хор спел «Многая лета». Когда подходили ко кресту, дарили ему цветы, а одна молоденькая хористка преподнесла ему его портрет своей работы. Батюшка почему-то сказал: «Вы мне это на гроб положите».

В церковном хоре пела Вера Хохлова, вдова давнего его друга, отца Сергия. Она хотела причаститься 9 сентября, но сказала батюшке, что боится не успеть к исповеди, потому что живёт за городом и ехать ей по двум железным дорогам. А батюшка ей говорит: «Вы девятого не приезжайте. Незачем вам в воскресенье приезжать, ничего здесь не будет. Через день здесь большое торжество будет, народу будет очень много, вот тогда и приезжайте».

Были ещё не записанные в дневнике две встречи, которые я хорошо помню. Первая из них состоялась перед самым моим отъездом в Прибалтику в конце июля. Несмотря на все обещания уменьшить количество лекций, отец Александр набрал их на следующий сезон ещё больше, чем в прошлом. Оставшись с ним наедине в его кабинете, я стала ему выговаривать с горячностью:

– Вы совсем себя не бережёте, вы уже не мальчик! Такие нагрузки и быка убьют! Вы не одному себе принадлежите!

Он заглянул мне в глаза и сказал то, что говорил ещё в марте.

– Я должен торопиться. У меня совсем мало времени осталось. Надо успеть ещё что-то сделать.

Я похолодела от страха.

– Что-то с сердцем?

– Нет, это не со здоровьем связано, с сердцем сейчас всё в порядке. Но это так, поверьте мне, я это знаю.

Михаил Мень

Наша последняя встреча была в середине лета 90-го. Мы сели под яблоней перекусить, побеседовать, и разговор был очень спокойный, неспешный… Но я почувствовал, что отец изменился. Хотя он всё время улыбался, на лице его отражалось – это я сегодня так вижу – предчувствие, что впереди что-то веховое. Потом я слышал от разных людей, что отец в последнее время говорил: «Мне уже недолго осталось». Это было. Но это – т. е. какое-то предчувствие конца – совсем не то, что мне видится уже сегодня в лице отца, залитом солнцем, улыбающемся, но и подходящем внутренне к раскрытию какой-то великой тайны, к совершению чего-то самого важного в жизни…

Павел Мень

Это был 1990 год. Одна из последних исповедей в Новой Деревне. Я пришёл и покаялся, говорю: «Знаешь, как-то в приличной интеллигентной компании неудобно сказать – а я православный. Что творится-то, невозможно!» Отец Александр показал на крест и Евангелие и говорит: «Пока здесь есть крест и Евангелие, будем работать в этих границах».

Наталия Мехонцева

Отец Александр был в детской больнице в свой последний четверг. Он приехал немного уставший, но очень сильный внутренне, как всегда, такой улыбающийся. Он сначала причащал в «Искусcтвенной почке», в отделении, где он по-настоящему очень долго работал. Потом пришёл к нам и сказал, что будет с детьми разговаривать. Он говорил именно так, как должно было говорить с детьми. А потом всё-таки детям пришлось уйти, потому что мамы очень ждали слов утешения. Когда он стал говорить, мамы заплакали. Он говорил о смерти, но это не было странным, потому что в нашем отделении многие дети погибают (рак крови – это очень серьёзно), и каждая мама понимает, что её ребёнка может ожидать такая же судьба. В этот день отец Александр говорил о том, что в каждый момент нужно быть готовым, если позовут. У него была такая фраза, что «может быть, я сам очень скоро уйду, но я молюсь и я спокойно думаю об этом».

Он говорил о страданиях Христа, о страданиях земных и о жизни небесной. Это был лейтмотив всей его проповеди. И в конце проповеди наступило замечательное умиротворение.

Мы вышли из игровой комнаты. Он посмотрел на часы – ему пора было идти. Он уже очень устал, он где-то был ещё с утра, служил или что-то ещё, я не знаю. И когда он уходил, ему сказали: «Отец Александр, ну что вы не купите себе машину, не заведёте шофёра?» Он ответил: «Да мне уже катафалк, скорее всего, нужен». Так вот, когда мы вышли из «игровой» и пошли по нашему длинному коридору, по телевизору передавали православную передачу, и там зазвонили колокола, прямо в этот момент, когда мы зашли в холл. Отец Александр неожиданно обернулся к нам, и в его глазах было какое-то удивительное сияние, сияние радости, и вдруг он говорит: «Вот, уже зазвонили…»

Юрий Пастернак

2 сентября, за неделю до убийства, беседуя с детьми на открытии воскресной школы, отец Александр сказал: «Всем нам придётся умереть. Что это значит для человека? Так вот, христианская вера на эту тайну даёт нам откровение. И объясняет людям самое важное: что человек на самом деле не умирает, а что человек уходит в вечность, но не каждый, а тот, кто строит свою жизнь так, как заповедал ему Господь».

Ксения Покровская

Отец Александр использовал каждый день и говорил: «Скоро кончится, это ненадолго, надо спешить». У меня всю эту зиму были навязчивые, страшные предчувствия, что его убьют. Я говорила об этом. Я знала, что его убьют. Начиная с декабря у меня стал нарастать страх. Весной я приехала в Новую Деревню. Наташе Ермаковой я говорила – убьют отца. Но никто этого всерьёз не принимал. А 12 июля, когда я к нему приехала, на диване вальяжно сидел Андрей Бессмертный, только что вернувшийся из Парижа, я ему говорю: «Андрей, надо какие-то меры принимать – отца убьют». Андрюша на меня покосился и ничего не ответил, идиотке такой. У меня не было конкретного ощущения – кто его убьёт. Я отцу об этом сказала на исповеди – тебя убьют. Он ответил: «Я готов. Я делаю всё, что я должен делать».

Евгений Рашковский

Последняя моя встреча с отцом Александром произошла 28 августа 1990 года, в день Успения Пресвятой Богородицы, меньше чем за две недели до его убийства. На исповеди я малодушно жалуюсь отцу Александру, как мучат меня жёсткость и бесчувствие окружающей жизни и окружающих людей. А в ответ суровые слова, за аутентичность передачи которых ручаюсь: «То, о чём вы говорите, – естественно. Но естественное кончилось. Исчерпало себя. Будем надеяться на Сверхъестественное».