Богатые владельцы хлопковых фабрик и купцы, приехавшие наразоренный после Гражданской войны Юг в надежде резко увеличить свое состояние,падали под ударами Мрачной Жницы так же покорно, как и ирландские крестьяне,только что сошедшие с кораблей.

Вскоре умер и Дарси. Да, умер. А у дверей моего домапоявился кучер Кэтрин:

— Он скончался, господин. Ваша сестра умоляет васприехать.

Что я мог поделать? С того достопамятного вечера, когда внедостроенном еще доме на Первой улице я обнаружил сестру в объятиях Дарси,ноги моей не было в ненавистном особняке. Я даже ни разу не видел малышей —Клэя и Винсента. Я больше года не встречался с сестрой. Лишь однажды мыслучайно столкнулись с ней на оживленной улице, да и то лишь затем, чтобы вочередной раз поссориться. Но в тот момент все блага и удовольствия, которыми янаполнял свою жизнь, внезапно превратились в ничто. Меня звала к себе любимаясестра.

Я не мог не откликнуться на ее просьбу. Я должен был еепростить.

— Лэшер, что мне делать? — спросил я.

— Сам увидишь, — последовал невразумительныйответ.

— Но у Кэтрин нет дочери, которая продолжила быведьмовскую линию. А теперь ей уготована участь вдовы, обреченной на тихое увяданиеза стенами собственного дома. Тебе это известно не хуже, чем мне.

— Сам увидишь, — повторил он. — Отправляйся кней. Не мешкай.

Вся семья, затаив дыхание, ожидала дальнейшего развитиясобытий. Никто не знал, как все повернется.

Я отправился в дом на Первой улице. Дождь лил как из ведра,жара и духота казались невыносимыми. Всего в нескольких кварталах от домаКэтрин в ирландских трущобах гнили в сточных канавах трупы жертв лихорадки.

Даже речной бриз дышал отвратительным смрадом. Но особнякстоял на своем месте, в окружении дубов и магнолий, по-прежнему величественный,роскошный, такой же неприступный и прочный, как средневековый замок. Однако мнепоказалось, что в этом вычурном доме, изобилующем архитектурными излишествами,таилось нечто зловещее.

Я поднял глаза на окна хозяйской спальни, расположенной всеверном крыле дома, и глазам моим предстала картина, впоследствии ставшаяпривычной для многих, в том числе и для вас: плотно закрытые ставни и едвазаметное мерцание свечей, проникающее сквозь щели.

Дверь была заперта, но это отнюдь не стало для меняпрепятствием. Не знаю, помог ли мне в том Лэшер, или достаточно оказалось моейсобственной силы, но я, чуть надавив на створку, с легкостью сломал замок ивошел в дом.

Сбросив насквозь промокший под дождем плащ, я едва ли небегом поднялся по лестнице. Дверь в хозяйскую спальню стояла распахнутойнастежь.

Разумеется, я ожидал увидеть на супружеском ложе трупирландского архитектора, стремительно разлагающийся в знойной атмосфере лета.

Однако выяснилось, что из страха перед возможной инфекциейот покойника поспешили избавиться как можно скорее. Одна из набожных ирландскихгорничных, служивших в доме, сообщила мне, что тело бедного Дарси уже преданоземле под погребальный звон, который в нынешние скорбные времена непрекращается ни днем, ни ночью. С похоронами так спешили, что пришлось обойтисьбез католической заупокойной службы.

В чисто убранной и тщательно вымытой спальне на гигантскойсупружеской кровати, с четырех сторон украшенной львиными головами,распростерлась безутешная вдова. Она лежала ничком, уткнувшись в вышитуюподушку, и до меня доносились звуки приглушенных рыданий.

Милая моя сестренка казалась такой маленькой и такойнесчастной. Я сразу вспомнил о тех благословенных временах, когда был главнымее покровителем и защитником. Опустившись на кровать рядом с Кэтрин, я провелрукой по ее волосам. Она припала к моему плечу, орошая его слезами. Длинныетемные волосы Кэтрин оставались мягкими и шелковистыми на ощупь, и лицо еесохранило прежнюю красоту. Неудачные беременности, утрата детей — все этинесчастья не лишили сестру очарования невинности, и, когда она подняла на менявзгляд, я увидел, что глаза ее, совсем как в детстве, светятся добротой идоверчивостью.

— Джулиен, увези меня домой, в Ривербенд, —всхлипывая, прошептала она. — Я хочу вернуться в родные стены. Упросиматушку простить меня. Жить здесь одна я не в состоянии. Я повсюду вижу Дарси,одного лишь Дарси.

— Я попытаюсь уговорить матушку, Кэтрин, —пообещал я. Однако в душе я не сомневался, что подобная попытка обречена напровал. О том, чтобы мать простила Кэтрин и вновь приняла ее под родительскийкров, не могло быть и речи. Рассудок Маргариты окончательно помутился, и,скорее всего, она даже не вспомнит, что у нее когда-то была дочь. В Ривербендевсе пошло наперекосяк. Когда я видел мать в последний раз, она в обществеЛэшера увлеченно занималась проращиванием цветочных семян. При этом Лэшеррассказывал Маргарите об особых растениях, из которых можно приготовитьмагическое снадобье. Он утверждал, что с помощью этого зелья она якобы обрететдар предвидения. Подобная чепуха полностью поглощала Маргариту в последниегоды. Я могу сказать ей, что Кэтрин умерла несколько лет назад, а ныневернулась с того света и что мы обязаны окружить ее заботой и вниманием. Ктознает, возможно, Маргарита примет эти слова на веру и моя хитрость сработает.

— Не переживай ни о чем, дорогая моя девочка, —сказал я, сжимая Кэтрин в объятиях. — Я непременно увезу тебя в Ривербенд,если ты этого хочешь. И твоих малюток тоже. Мы все будем жить вместе, однойсемьей.

В ответ она лишь кивнула и с прелестной беспомощностьюмахнула рукой, как бы давая понять, что полностью мне вверяется.

Я поцеловал сестру и бережно опустил на подушки, заверив,что останусь здесь до утра и буду охранять ее сон.

Дверь в спальню была закрыта. Сиделка куда-то ушла. Моихмаленьких племянников не было ни видно, ни слышно. Когда Кэтрин задремала, явышел из спальни, чтобы покурить.

И тут передо мной возник Лэшер.

Он стоял у подножия лестницы и пристально глядел на меня.

— Осмотри этот дом, — безмолвно заговорилон. — Тщательно изучи все его комнаты, коридоры, двери и лестницы.Настанет время — и Ривербенд погибнет, повторив участь цитадели, что мы некогдавозвели на далеком Сан-Доминго. Но этом дом простоит еще долго и в полной мереисполнит свое предназначение.

Мною овладело подобие некоего странного оцепенения. Словново сне я, подчиняясь приказу духа, спустился вниз и предался занятию, котороевам, Майкл, так хорошо знакомо: медленно переходя из одного помещения в другое,я ощупывал дверные рамы и медные ручки, пристально разглядывал висевшие встоловой картины и лепнину, украшавшую потолки во всех комнатах.