А еще я увидел, что передо мной женщина. Очень красиваяженщина. Женщина, которую я любил всю жизнь, но которая восстала против меня ипокинула ради другого. Это прекрасное тело было знакомо мне с самого детства, сблагословенного времени шумных игр, возни и совместных купаний. Я помнил всеего выпуклости и изгибы. Да, я не имел права испытывать к Кэтрин какую-либоиную любовь, кроме братской. И все же рядом со мной стояла женщина, и я сжималее в объятиях. Поколебавшись мгновение, я поцеловал ее вновь, а потом еще раз,и еще… В конце концов я принялся осыпать сестру поцелуями, с трепетом ощущая,как кожа ее пылает под моими жадными губами.

Вожделение охватило меня. Я видел, что передо мной Кэтрин,моя маленькая сестренка, но бушующий во мне огонь сладострастия разгорался всесильнее. Я поднял ее на руки, отнес на кровать и опустил на покрывало. Онапристально смотрела на меня, и в дивных темных глазах ее сквозило легкоенедоумение. Наверное, в эти минуты она тоже находилась во власти странногонаваждения. Возможно, ей казалось, что над ней склонился вернувшийся с тогосвета Дарси.

— Нет, — прошептала она, словно прочитав моимысли. — Я знаю, это ты, мой Джулиен. Я всегда тебя любила. Всегда жалелао том, что нам не дано соединиться. Понимаю, это грешно, но я, сколько себяпомню, всегда мечтала, что мы с тобой поженимся. Воображала, как мы рука обруку идем к алтарю. Только когда появился Дарси, я сумела избавиться отнечестивых мыслей о кровосмешении. Да простит меня Господь.

С этими словам она перекрестилась, села, подтянув колени кподбородку, и потянулась к покрывалу…

Не знаю, что произошло со мной в эту секунду. Волна не тоярости, не то похоти накрыла меня с головой. Глядя сверху вниз на эту маленькуюженщину, на прелестное создание со спутанными темными волосами и бледнымиспуганным личиком, осеняющее себя крестным знамением, я вдруг почувствовал,что в душе моей бушует неистовая буря эмоций.

— Как ты смеешь так играть со мной?! — проревел яи повалил ее на спину. Пеньюар распахнулся и взору моему открылись ее маленькиегруди, манящие и возбуждающие.

В следующую секунду я уже срывал с себя одежду.

Кэтрин пронзительно завизжала. Взгляд ее был полон ужаса.

— Нет, Джулиен, нет! — кричала она.

Но я уже подмял свою жертву под себя, раздвигая ее ноги иразрывая ткань пеньюара, мешавшего мне припасть ее телу.

— Джулиен, прошу тебя, не делай этого, — взывалаона отчаянным, умоляющим голосом. — Это же я, Кэтрин, твоя сестра.

Но остановиться было выше моих сил. Совершив то, чеготребовало мое вышедшее из повиновения тело, я встал с кровати и подошел к окну.Сердце бешено колотилось. Случившееся представлялось мне невероятным,невозможным.

Кэтрин, свернувшись на постели в комочек, тихоньковсхлипывала, а потом вдруг вскочила и бросилась в мои объятия.

— Джулиен! Джулиен! Джулиен!.. — едва слышноповторяла она.

Что означал этот жест? Мне показалось, она, как встарь,просит у меня защиты… Защиты от самого себя?

— О, бедное мое дитя, любимое дитя, — прошептал яв ответ. И вновь, не в силах совладать с собой, я принялся осыпать еепоцелуями.

И то, что произошло между нами, повторилось вновь — и ещераз, и еще, и еще…

А через девять месяцев появилась на свет Мэри-Бет.

К тому времени мы все уже жили в Ривербенде, и, долженпризнаться, даже вид Кэтрин стал для меня невыносим.

Я не осмеливался домогаться ее под крышей родного дома.Впрочем, полагаю, она в любом случае решительно пресекла бы мои посягательства.То, что случилось дождливым летним вечером, навсегда было изгнано из ее памяти.Она не сомневалась, что носит под сердцем ребенка Дарси, и, без конца перебираячетки, молилась о не рожденном еще малыше.

Однако для всех прочих произошедшее между нами отнюдь неосталось тайной. Слух о том, что я обрюхатил родную сестру, распространился сизумительной скоростью. Имя мое стало настоящей притчей во языцех. Бесчисленныенаши кузены взирали на меня как на исчадие ада. Из Фонтевро прибыл Тобиас, сынпокойного Августина, — исключительно с целью предать меня проклятию и вовсеуслышанье заявить, что я — орудие дьявола. Даже те, кто не осмеливался вслухвыражать порицание, осуждали меня втихомолку.

Что касается моих приятелей по карточным играм и походам впубличные дома, то они, без сомнения, находили мой поступок совершенно диким,выходящим за всякие рамки. Однако, убедившись, что я не изменяю прежним привычками не выказываю ни малейших признаков раскаяния, они предпочли не портить сомной отношений. В конце концов я сделал для себя один весьма важный вывод:какой бы грех вы ни совершили, держитесь как можно невозмутимее, и окружающимостанется только примириться со случившимся.

Тем временем до появления ребенка на свет остались считанныедни. Вся семья ожидала этого события, затаив дыхание.

А Лэшер? Всякий раз, когда мне случалось его увидеть, оноставался спокойным и бесстрастным. Невидимый для Кэтрин, он постоянно держалсяпоблизости от нее.

— Это все его проделки, — заявила мать. —Уверена, это он толкнул Кэтрин в твои объятия. Так что тебе не о чем терзаться.Да, твоя сестра осталась вдовой, но она должна еще рожать. Всем известно, чтоона обязана произвести на свет дочь. Так почему бы отцом девочки не стать тебе— с твоим-то колдовским даром? По моему разумению, идея отнюдь не плоха.

Я предпочел более не касаться сей щекотливой темы в беседахс матерью.

В отличие от нее я вовсе не был уверен, что ответственностьза совершенный кровосмесительный акт лежит на Лэшере. Не уверен я в этом и посей день. Одно могу сказать точно: ни за одно удовольствие из всех, чтодовелось мне испытать в жизни, я не заплатил так дорого, как за обладаниеКэтрин. Я, Джулиен Мэйфейр, не знавший прежде угрызений совести даже послемногочисленных убийств, терзался от сознания собственной низости, жестокости иразвращенности.

Еще до рождения Мэри-Бет рассудок Кэтрин помутился. Однаконикто не замечал этого.

Как я уже упоминал, после того, что произошло тем страшнымвечером в особняке на Первой улице, сестра без конца бормотала молитвы,перебирала четки да вела бесконечные разговоры об ангелах и святых, причемлепет ее по наивности своей годился лишь для маленьких детишек.

Но вот наступила ночь рождения Мэри-Бет. Начавшиеся схваткибыли столь болезненными, что Кэтрин кричала, почти не переставая. Я не выходилиз ее спальни, где помимо меня толкалась пропасть всякого народа: доктор,темнокожие повивальные бабки, Маргарита и множество слуг.