Перед глазами Эмалет проходили дети — тысячи детей, похожихна отца и на нее саму, хотя Эмалет еще не имела представления о собственнойвнешности. Плавая в околоплодных водах, которые по-прежнему оставались средойее обитания — миром, носящим короткое название Мать и с некоторых пор ставшимдля Эмалет слишком тесным, — она не могла видеть ни свои тонкие пальцы, нидлинные конечности, ни густые волосы…

А отец смеялся и смеялся. А еще он танцевал, и Эмалет виделаэто, точно так же, как это видела мать. Песни, что он пел ей, были длинны ипрекрасны.

Комната утопала в цветах. Их расставили повсюду. Благоуханиелепестков смешивалось с исходившим от отца ароматом. Мать билась в рыданиях, иотец привязывал ее руки к столбикам кровати. Мать пинала его, отец осыпал ееругательствами, и небеса содрогались от грома.

«Прошу тебя, отец, не обижай маму. Будь с ней добр», —беззвучно молила Эмалет.

«Да, я буду с ней добр. Вот увидишь, буду, дитя мое. —Голос отца звучал в голове Эмалет. — Скоро я вернусь и принесу твоейматери поесть. Эта пища поможет тебе стать сильнее, Эмалет. А когда придет твойчас, бейся за жизнь. Прорывайся на свет сквозь все преграды! Сражайся с теми,кто будет тебе мешать!»

Мысль о предстоящей борьбе повергала Эмалет в печаль. С кемона должна сражаться? Уж конечно не с матерью. Ведь они с ней составляли единоецелое. Сердце Эмалет было неразрывно связано с материнским сердцем. Когда матьстрадала, Эмалет тоже ощущала боль, словно кто-то прикасался к ней, проникаясквозь стены мира, который являла собой мать.

Мгновение назад мать осознавала, что внутри ее зреет новаяжизнь, — в этом Эмалет могла поклясться. Да, наконец-то, пусть иненадолго, существование Эмалет перестало быть для матери тайной. А потом междуотцом и матерью вновь вспыхнула ссора.

Теперь дверь в комнату была плотно закрыта, запах отцаразвеялся, и лишь цветы по-прежнему благоухали, медленно покачиваясь в лунномсвете. До слуха Эмалет донеслись рыдания матери.

«Не плачь, мама, пожалуйста, не плачь. Когда ты плачешь, мнетак грустно. Когда ты плачешь, печаль заполняет весь мой мир безостатка», — заклинала Эмалет.

— Неужели ты действительно слышишь меня, милая? —с сомнением в голосе спросила мать.

Значит, она все-таки ощущала присутствие внутри себяребенка. Эмалет принялась крутиться, толкаться, совершать какие-то иныедвижения — в той мере, в какой позволяло ей делать это давно ставшее теснымпространство материнской утробы. В какой-то момент она вдруг услышала тяжелыйвздох матери.

«Да, мамочка, да, я здесь, я тебя слышу. Пожалуйста,поговори со мной, произнеси мое имя так, как делает это отец. Эмалет. Менязовут Эмалет. Позови меня!»

— Эмалет… — повторила мать. А потом вдруг заговорила,торопливо и страстно: — Послушай меня, моя маленькая девочка. Я попала в беду.Я больна и слаба. Я умираю с голоду. Ты находишься в моей утробе и, слава Богу,получаешь то, что тебе необходимо, истощая мою кровь, разрушая мои кости, моизубы. Но я слабею с каждым днем. Он снова связал меня. Ты должна мне помочь.Что мне сделать, чтобы спасти нас обоих?

«Мама, он любит нас, — беззвучно отвечалаЭмалет. — Любит тебя и любит меня. Он хочет заполнить мир нашими детьми».

Мать в ответ лишь застонала.

— Не шевелись, Эмалет, — взмолилась она некотороевремя спустя. — Мне больно. Мне очень плохо.

Она корчилась на кровати, руки ее и ноги были привязаны кчетырем столбикам, а навязчивый аромат цветов вызывал тошноту.

Эмалет оставалось лишь плакать. Печаль, охватившая мать,пронзала ее невыносимой горечью. Она видела мать так же отчетливо, как видел ееотец, видела ее осунувшееся, изнуренное лицо. Темные круги под глазами делалимать похожей на сову. И Эмалет видела сову в дремучих зарослях леса.

— Дорогая, послушай, — вновь обратилась к неймать. — Ты не можешь находиться во мне вечно. Скоро ты появишься на свет,а я, скорее всего, умру. Эмалет… Мгновение твоего рождения станет мгновениеммоей смерти.

«Нет, мама, нет!»

Всем своим существом Эмалет воспротивилась этим словам. Мысльо смерти матери ужаснула ее. Она знала, что такое смерть. Она ощущала ароматсмерти. Она видела, как стрела пронзила летящую сову и та упала наземь. Деревьяиспуганно зашелестели. Эмалет знала смерть так же хорошо, как она зналаокружавшую ее со всех сторон воду. А еще она знала свою собственную кожу иволосы, которых она касалась пальцами и прижимала к губам. То, что умерло, неможет жить. Ей вспомнились длинные рассказы отца — истории о прекрасной горнойдолине, куда они отправятся вместе и где обретут силу.

«Помни, — сказал как-то отец. — Люди, населяющиеэтот мир, не знают пощады к тем, кто не похож на них самих. И ты тоже должнабыть беспощадна. Ты, моя дочь, моя жена, моя маленькая мать».

«Не умирай, мама. Ты не можешь умереть. Не умирай!»

— Я делаю все, что в моих силах, моя дорогая. Нопослушай. Твой отец одержим безумием. Мечты, которые он лелеет, ужасны. Когдаты родишься, ты должна бежать отсюда. Должна освободиться от него и от меня инайти тех, кто сумеет тебе помочь.

И мать вновь залилась слезами. Раздавленная горем, онабезутешно рыдала, сотрясаясь всем телом.

Отец вернулся. Эмалет услышала, как поворачивается в замкеключ, ощутила запах отца и чего-то съестного.

— Погляди, что я принес тебе, моя драгоценная, —раздался его голос. — Апельсиновый сок, и молоко, и много всего вкусного.

Он опустился на кровать рядом с матерью.

— О, ждать осталось совсем недолго! — воскликнулон. — Я вижу, как она шевелится. И груди твои наполняются молоком.

Мать ответила ему пронзительным криком. Отец зажал ей ротладонью, и она попыталась укусить его за пальцы.

Эмалет тихонько плакала. Все это было так ужасно.Непроглядная темнота окружала ее. Каков он, мир, сулящий столько страданий? Мирэтот пугал ее и отталкивал. Ей хотелось, чтобы отец и мать замолчали, чтобыуста их перестали извергать потоки ненависти. Она отчаянно упиралась в крышусвоей тесной обители. И представляла, как появится наконец на свет, наберетохапку листьев и заткнет рты матери и отца, лишив их возможности обижать иоскорблять друг друга.

— Нет, ты все-таки выпьешь молоко, ты выпьешьапельсиновый сок, — требовал отец, и голос его дрожал от ярости.

— Если ты хочешь, чтобы я это сделала, развяжи меня. Ябуду есть, если только смогу сидеть на кровати.