– Я ее так оснащу, что сам Иисус Христос до неедотронуться не сможет.

– Шлюпка возвращается, – сказал Антонио.

– Возьму с собой Ару и все, что требуется, и сразу кшхуне, – сказал Вилли.

– Смотри только не подорвись сам.

– А ты не думай, о чем не надо, – сказалВилли. – Ступай, Том, отдохни пока. Тебе ведь всю ночь не спать.

– И тебе тоже.

– Ну, это дудки. Если я тебе понадоблюсь, меняразбудят.

– Я становлюсь на вахту, – сказал Томас Хадсонпомощнику. – Когда начнется прилив?

– Он уже начался, но сильный восточный ветер гонит водуиз бухты течению наперерез.

– Поставь Хиля к пятидесятимиллиметровкам, а Джорджаотправь отдыхать. И все пусть отдыхают пока, до ночи.

– Может, выпьешь чего-нибудь, Том?

– Нет, не хочу. Что там у тебя сегодня на ужин?

– По куску вареной агухи с испанским соусом, рисом ичерными бобами. А вот фруктовых консервов у нас больше нет.

– Кажется, в том списке в Конфитесе значились фруктовыеконсервы.

– Да, но они были вычеркнуты.

– И сушеных фруктов тоже нет?

– Только абрикосы.

– Замочи их с вечера сегодня, утром дашь людям кзавтраку.

– Генри не будет есть с утра сушеные фрукты.

– Ну, ему дашь попозже, когда у него аппетитразыграется. Что, супа у нас еще много?

– Много.

– А со льдом как?

– На неделю должно хватить, если мы не изведем оченьмного на Питерса. Почему ты не хочешь похоронить его в море, Том?

– Может, и похороним, – сказал ТомасХадсон. – Он всегда говорил, что ему бы хотелось быть похороненным в море.

– Он много чего говорил.

– Да.

– Может, все-таки выпьешь чего-нибудь?

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Джину утебя не осталось?

– Твоя бутылка стоит в шкафчике.

– А кокосовая вода есть?

– Найдется.

– Смешай мне джину с кокосовой водой и выжми тудалиман. Если у нас есть лимоны.

– Лимонов у нас много. Питерс где-то прятал бутылкушотландского виски, я могу поискать. Может, ты бы охотнее выпил виски?

– Нет. Поищи и, если найдешь, запри в шкафчик. Ещепригодится.

– Сейчас приготовлю питье и принесу тебе.

– Спасибо. Авось нам повезет и они решатся выйтисегодня.

– Не думаю, чтобы решились. Я, как видишь, одной школыс Вилли. Но все может быть.

– Мы для них большой соблазн. Им необходимокакое-нибудь судно.

– Да, Том. Но не дураки же они. Ты бы не мог забиратьсяв их мысли, будь они дураками.

– Ладно. Готовь питье. – Томас Хадсон уже наводилбольшой бинокль на ближние острова. – Попытаюсь забраться в их мысли ещераз.

Но эта попытка ни к чему не привела. Даже собственные мыслитяжело ворочались у него в голове. Он стал просто смотреть в бинокль. Вотшлюпка заходит за стрелку острова – Ару на корме еще видно, а Вилли уже скрылсяс глаз. Вот стая бекасов снялась наконец с отмели и полетела на запад. В полномодиночестве он потягивал из стакана, который ему принес Антонио.

Он думал о том, что обещал себе в этот рейс совсем не пить,даже чего-нибудь прохладного на ночь, чтобы все мысли были только о работе, ини о чем больше. Он думал о том, что намерен был изнурять себя до того, чтобызасыпать мертвым сном, едва добравшись до койки. Но он не оправдывался передсобой за этот стакан и за нарушенное обещание.

И я изнурял себя, думал он. Изнурял без поблажек. И один размогу разрешить себе выпить и подумать о чем-нибудь еще, кроме тех, кого мы тутподжидаем. Появятся они этой ночью – у нас все готово для встречи с ними. Непоявятся – я сам пойду их искать поутру, как только течением снимет нас с мели.

И он маленькими глотками потягивал холодное, чистое на вкуспитье и оглядывал ломаный контур цепи островков впереди, круто загибавшийся кзападу. Алкоголь, как всегда, распахнул его память, которую он теперь старалсядержать наглухо запертой, и, глядя на острова, он вспомнил те дни, когдавыходил на ловлю тарпона с Томом-младшим, тогда совсем еще мальчуганом. Толькотам острова были не такие и протоки гораздо шире.

Фламинго там не встречались никогда, по вообще птицы былипочти те же самые, кроме разве золотистой ржанки. Иногда, правда, попадалисьцелые стаи ржанок серого цвета, но в другое время их черные крылья отливализолотом, и он вспомнил, с какой гордостью Том-младший принес домой первуюптицу, подстреленную им из его первой одностволки. Как он гладил ее пухлуюбелую грудку и проводил рукой по красивым черным отметинам под крыльями, аночью Томас Хадсон вошел к нему в комнату и увидел, что он спит, крепко прижавптицу к груди. Он тогда осторожно высвободил тело птицы, стараясь не разбудитьмальчика. Но мальчик не проснулся. Он только сцепил руки вместе и перевернулсяна спину.

А Томас Хадсон унес ржанку в кухню, чтобы положить на лед, иу него было такое чувство, будто он во сне ограбил мальчика. Но он тщательнорасправил крылышки птицы и положил ее на одну из решетчатых полочек ледника. Наследующий день он маслом написал золотистую ржанку для Тома-младшего, и мальчикувез потом картину с собой в школу. Птица была написана на фоне песчаногоберега и кокосовых пальм, и он постарался передат?? на полотне ее быстроту истремительность.

Потом ему вспомнилось одно утро – они с Томом-младшим жилитогда в летнем туристском лагере. Он проснулся рано, а Том еще спал. Он лежална спине, скрестив руки, и похож был на надгробное изваяние юного рыцаря. Такон его тогда и нарисовал, взяв за образец надгробие, виденное когда-то вСолсберийском соборе. Он хотел позднее написать по этому рисунку картину, но изсуеверия не написал. Не очень-то это помогло, подумал он.

Он поднял глаза на солнце, которое уже клонилось к западу, ив его лучах увидел Тома на «спитфайре». Самолет был совсем крошечным в вышине исверкал, точно осколок разбитого зеркала. Ему нравилось летать, сказал он себе.А ведь ты правильно рассудил, когда зарекся пить в этом рейсе.

Но обернутый бумагой стакан был еще более чем наполовинуполон, и даже лед не растаял в нем.