– Меньше полбутылки на двоих. Это была моя идея. Аратут ни при чем.

– Ладно, черт с вами. Ступай тоже вниз и помоги Аревычистить и проверить пятидесятимилпиметровки.

– Их не проверишь, пока не выстрелишь.

– Знаю. А все-таки проверьте что можно без стрельбы.Выкиньте аммонал, который был забит в казенную часть.

– Ловко придумано.

– Скажи Генри, пусть поднимется сюда и принесет мне ещестаканчик вот этого и себе пусть возьмет тоже. Антонио знает мой рецепт.

– Я рад, что ты снова понемногу начинаешь пить, Том.

– Нечего тебе ни радоваться, ни огорчаться по этомуповоду.

– Ладно, не буду, Том. Просто я не могу видеть, как тыстараешься заездить себя, точно лошадь верхом на другой лошади. Лучше уж будькентавром, Том.

– Откуда это ты знаешь про кентавров?

– В книжке прочел. Я ведь образованный, Томми. Я не погодам развитой и образованный.

– Ты славный малый, хотя и сукин сын, – сказал емуТомас Хадсон. – А теперь катись вниз и делай, что тебе сказано.

– Есть, сэр. Томми, когда мы вернемся из этого рейса,продашь мне один из тех морских видов, что висят у тебя дома?

– На хрен он тебе сдался?

– А вот сдался. Знаешь, Том, ты не всегда всепонимаешь.

– Возможно. Я даже думаю, что я всю жизнь не всепонимал.

– Томми, ты плюнь на мою трепотню. Ты эту операциюпровел что надо.

– Это будет видно завтра. Так скажи Генри, пустьпринесет мне выпить. Хоть мне не хочется пить.

– Ничего, Томми. Если ночью что и будет, так толькопростая стычка, а может, и этого не будет.

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – СкажиГенри. И катись к такой-то матери с мостика и принимайся за дело.

Генри поставил на край мостика два стакана и, подтянувшисьна руках, вспрыгнул сам. Стоя рядом с Томасом Хадсоном, он напряженновсматривался в смутные очертания дальних островов. По небу, в западной его четверти,плыл тонкий серпик луны.

– Твое здоровье, Том, – сказал Генри. – Я несмотрел на луну через левое плечо.

– А сегодня не новолуние. Новолуние было вчера.

– Верно, вчера. Только из-за туч луны не было видно.

– Как там идут дела, внизу?

– Лучше некуда. Все работают и все веселы.

– Как Вилли и Ара?

– Они немножко хлебнули рому и очень повеселели отэтого. Но сейчас они больше не пьют.

– Да. Сейчас уже не до этого.

– Мне очень хочется наконец столкнуться сфрицами, – сказал Генри. – И Вилли тоже.

– А мне ничуть. Но в конце концов это то, для чего мыздесь. Нам нужны пленные, Генри.

– Знаю.

– Но они поостерегутся попасть в плен – после бойни,которую имели глупость устроить на том острове.

– Это чтобы не выразиться крепче, – сказалГенри. – Но как ты думаешь, нападут они на нас сегодня или нет?

– Думаю, что нет. Однако нам надо быть настороже,потому что все может случиться.

– Мы и так настороже. Но какие у них все-таки планы,Том, как по-твоему?

– Трудно сказать. Генри. Может, с отчаяния они ипопытаются завладеть нашим судном. Если среди них есть радист, ему, может,удастся починить нашу рацию, тогда они могли бы пойти на Ангилас, а оттуда уже– вызывай такси и кати прямо домой. Им, конечно, полный резон предпринять такуюпопытку. Может, кто-то в Гаване болтал лишнее и до них дошло, кто мы есть.

– Ну, кто же мог болтать?

– Нехорошо говорить дурное о мертвых, – сказалТомас Хадсон. – Но он-то как раз мог, под пьяную руку.

– Вилли уверен, что он болтал.

– Вилли что-нибудь знает?

– Нет. Но он уверен.

– Это не исключено. А может, у них другой расчет –высадиться на побережье и наземным путем добраться до Гаваны, а там уже сестьна испанский пароход. Или аргентинский. Но они пуще всего боятся бытьпойманными – все из-за той бойни. И с отчаяния могут пойти напролом.

– Хорошо бы.

– Если мы сумеем справиться с ними, – сказал ТомасХадсон.

Но ночь прошла, и ничего не случилось. Только загорались игасли звезды, и восточный ветер дул с прежней силой, и журчала вода,засасываемая под днище. Волнение, вызванное приливом и ветром, сорвало с корнямного фосфоресцирующих водорослей, и они плавали там и сям, точно языкибледного, нездорового огня.

Под утро ветер утих немного, и, когда рассвело, Томас Хадсонулегся ничком на голые доски и заснул, уткнувшись в брезент лицом, –заснул так крепко, что даже не слышал, как Антонио куском брезента накрыл еговместе с его оружием.

Антонио простоял на вахте до тех пор, пока прилив не достигтакой высоты, что судно свободно заколыхалось на волнах. Тогда он разбудилТомаса Хадсона. Они выбрали якоря и пошли, спустив на воду шлюпку, которая шлавпереди, замеряла глубину и вехами отмечала места, внушавшие опасение.

Вода теперь была чистая и прозрачная, и размечать фарватер былохоть и нелегким делом, но не таким трудным, как вчера. В том месте, где онисели на мель накануне, воткнули в грунт большую ветку, и Томас Хадсон,оглядываясь, всякий раз видел, как зеленые листья полощутся в воде.

Шлюпка шла по протоке, а Томас Хадсон вел судно почтивплотную за ней. Они миновали остров, который издали казался круглым ималеньким, а теперь неожиданно развернулся в длину. Вдруг Хиль, смотревший вбинокль туда, где сплошной, но ломаной линией тянулись зеленые острова, сказал:

– Вижу веху, Том. В мангровых зарослях, прямо по ходушлюпки.

– Внимание, – сказал Томас Хадсон. – Это что,канал?

– Похоже на то, но я не могу разглядеть, где вход внего.

– На карте он совсем узенький. Будем задевать за веткис обеих сторон.