много говорил, Филя, ничего не понимая, уяснил себе твердо: раз много говоришь и хвалишься, то тут много трепа, не так-то уж там хорошо. Не дураки – газеты читаем, телек смотрим. Заглада даже сказал, что купили они с женой новый цветной «Темп». А Филипп иностранный все говорил и говорил, язык его плохо слушался, видать, гремучая смесь «фифти-фифти» пиво-водка, сконструированная Загладой, дала себя знать. Черняк делал вид, что дремлет, привалившись головой в угол, а на самом деле лихорадочно думал, как ему снять батистовый пояс с живота, где у него лежали похищенные у Соколовской деньги и ценности. Незаметно он расстегнул пуговицу, и пока два Филиппа вели политические беседы, каждый на своем языке, и друг друга вроде бы даже понимали, Феликс поднял пояс повыше и снял его вместе с рубашкой через голову. Слегка приоткрыв кейс, он запихнул туда пояс, зашифровал замок и, покачиваясь, понес его банщику. Сунув ему в руку пятерку, отдал стеречь кейс. Теперь он был готов париться сколько душе угодно.

– Знаешь, Филя, а универсам ваш – это диверсия против нас, – сказал Заглада ни с того, ни с сего, может только чтобы задеть хвастливого американца.

При слове «диверсия» Филипп американский замолк и уставился на своего тезку.

– Психология у нас не та, нам привыкать надо к универсаму, он нас просто грабит. Туда войдешь – мозги у дверей остались, одни глаза работают, что попало, то и хватаешь. Есть у тебя дома, нет – хватаешь. Хлеб тянем булками. Нужно, не нужно, а сухой выбрасываем в помойку. Хлеб-то у нас, Филя ты иностранный, дешевле пивной бутылки, вот мы и выбрасываем его на помойку. Вот и выходит универсам – это твоя диверсия. А мы не жадные, бутылку выбросим.

Наконец они опять пошли в парную. Все голые, все одинаковые, не видно, где русский, где иностранец, а как поддали пару – сразу стало ясно, кто есть кто: Филипп американский потом облился и выскочил в предбанник, а Филипп русский торжествующе, в отместку за похвальбу, закричал:

– Давай твово президента сюда! Пусть с нами посоревнуется! Нечего бомбами размахивать, в парную его! – Вся голая братия в парной хохотала.

Потом Филя постарался над ними: он сделал американцу такой массаж, что тот взвыл от удовольствия. После того, как он изрядно наломал тело и Черняку, они все трое пошли в предбанник, покачиваясь от наслаждения и слабости.

Закутавшись в простыни, уселись на свои места в кабине. Пришел какой-то давно не бритый босяк и принес им чай, видать, прослышал, что американец тут парится. Филя пошептался с ним, и появилась еще чекушка. Черняк отказался, а два Филиппа выпили и эту водку, доели хлеб, и американца опять потянуло на хвастовство.

– Русски бедный! Америка богатый!

– Врешь ты, Филя, мы не бедные. Где у нас нищих ты видел? Покажи мне одного нищего, и я тебе дам сто рублей!

– У вас нет бумага в туалет! – торжествующе сказал Филипп.

– С чего ты взял, оборванец? Приличных портков не имеет, а туда же! Там, где ты был, как раз бумага в туалете кончилась!

– Ноу! Ноу! Я другой туалет был, нету. Бедный руси!

Заглада ехидно ухмыльнулся и ласково погладил американца по щеке.

– Вы что же, гражданин Америка, приехали правду о нас узнавать в городских таулетах? Мы, может, специально бумагу не вешаем туда. Повесь – народ будет думать начальство ждем. У нас реформа школы была, каждому дитю бесплатные книжки давать будем, так что туалеты бумагу подождут. Соображай и считай, деловая Америка. Это мы ничего не считаем, чего считать, у нас все общее: мое – твое, твое – мое. Кто бедный, кто богатый – бабка надвое сказала.

Филя помолчал, довольный тем, что сразил вескими аргументами хвастливого американца, и решил его окончательно добить.

– Слыхал я, вы в гости друг к дружке со своим закусоном ходите. Это вы от жадности или от богатства?

Филипп в ответ стал что-то бормотать: «дринк», «водка», «доллар», считал, загибал пальцы, а Филя думал, что американец туману напускает, оттого, что стыдно ему стало за свою Америку. И тут ему пришла в голову просто потрясающая мысль.

– Друзья, едем со мной к Дуське! – решительно предложил он.

– Что есть Дуська? – спросил американец.

– Не что есть Дуська! Одна баба есть, но какая баба! – он замер в восторге от предстоящего для американца зрелища и добавил: – Пойдем, увидишь Евдокию и ее банду!

– А, баба! Понимай! Бабушка, старый женщина. Филипп бабушка, – обрадовался американец, что разобрался в родстве.

Филя не стал больше ничего объяснять. Не мог же он сказать ему, что Дуське всего сорок, но, правда, она уже бабушка, внучке один годик исполнился, и по этому случаю они сейчас туда поедут. Не стал объяснять, очень долго и трудно, а времени осталось мало, и так уже час опоздания. В то же время Заглада понимал, что к Дуське просто так не пойдешь с чужим дядей, даже если он американский, надо сначала позвонить. Во всяком случае Филя решил твердо, что приведет к ней двух таких славных ребят. Ему спасибо еще скажет.

Из автомата он набрал номер, Дуська ответила сразу, будто ждала у телефона.

– Встретил тут двух старых приятелей, бросить не могу. Приедем вместе, если не будешь стервой!

– Уже нажрались! – сказала в сердцах Дуська и добавила кое-что, что на американский язык переводится лишь приближенно. Она бы послала Филю с приятелями куда бы пожелала, но случилось так, что не все гости пришли, и образовался мужской дефицит в компании, а выпивки и закуски приготовлено было десятка на два человек. Поэтому Евдокия ухмыльнулась торжествующе, оглядела своих приятельниц и сказала:

– Сейчас прибудут мужики! Не класс, но все же…

Филя подловил частника – не мог же он везти таких знатных друзей на городском транспорте, да при том опасался, чтобы американец не попал в вытрезвитель.

Дуся, розовая от счастья, что исполнился годик ее внучке, в голубом, сильно декольтированном платье, эффектно открывавшем ее белое прелестное тело, была образцом здоровой русской женщины. Злые кошачьи глаза, губы поджаты, брови сведены, на языке – непереводимые на иностранный слова, грудь вздымается и опускается. Но тут ее взгляд упал на двух интересных парней, и глаза сразу стали ласковыми, губы расплылись в улыбке, брови поднялись в приятном удивлении и слова прозвучали, как музыка:

– Проходите, дорогие гости! Как мы вам рады!

– Это есть твой бабушка? – засмеялся американский Филипп и поцеловал Дуське руку, отчего она еще больше подобрела и скромно потупила масляные глаза.

– Я тебе покажу «бабушку»! – с улыбкой, по-змеиному