пилоту, который молча, холодными глазами наблюдал эту сцену, стоя в салоне у самой двери. – Помогите! Я писатель! Меня преследуют! – отчаянно орал Черняк, царапая ногтями ковровый пол коридора, все еще бессознательно пытаясь сопротивляться. Но пограничник перехватил его руку, заломил назад и, уцепившись за ворот его французского костюма, рывком дернул от входа в самолет. Не давая ему опомниться, поставил на колени и, не отпуская заломленной назад руки, заставил подняться на ноги и потащил его к пограничному посту…

* * *

Откровенно говоря, Барков еще не знал, как он будет разговаривать с Катей Масловой, но разговор должен быть таким, чтобы она поняла главное: ему нужна ее помощь. А как это сделать, он и сам не знал. Заикнувшись об этом Лазареву, он не получил от него никакого совета.

– Если я буду тебя учить, как разговаривать с красивыми девушками, ты никогда не женишься, – отшутился начальник.

«Как выйдет, так и выйдет», – решил Алексей Иванович, полагаясь на экспромт и настроение девушки, и то доверие, которое он хотел бы у нее вызвать.

Катя вошла в кабинет и уже не производила впечатления загнанного зверька, а смело смотрела на следователя, хотя какую-то тревогу в ее глазах Барков уловил.

– Как настроение, Катюша? – спросил он приветливо девушку, и она в ответ на его вопрос слегка улыбнулась.

– «“Как дела?” – спросили у повешенного. “Ничего, – ответил он, – только неудобно для шеи”».

– Сравнение, я бы сказал, неудачное. Разве ты испытываешь какие-либо неудобства здесь? Три раза в день питание, прогулки, книги. Вот только приятелей здесь нет. Позвать можно, да, думаю, не пойдут, – улыбнулся Барков. – А что если попробовать в порядке эксперимента пригласить кого-нибудь? Кого бы ты хотела увидеть здесь? Маму вызвать?

– Нет! Нет! – встревожилась Маслова. – Нельзя быть таким жестоким! Я не хочу, чтобы она вообще знала. Я вас прошу…

– Хорошо, хорошо. Катя! А приятелей?

– Да нет их у меня! – в сердцах воскликнула она. – Вы и разговор этот ведете, чтобы услышать имя Сержа. Правда, ведь Серж вас интересует?

– Прости, Катя, но я не совсем тебя понимаю. Какой Серж? И почему он должен меня интересовать? – взволновался, но скрыл это с трудом Барков.

– Алексей Иванович! – воскликнула она. – Так нечестно! Прошлый раз вы хотели знать, кто меня подтолкнул на листовки, даже задержали меня у себя, а теперь вам это не интересно. Я подумала, подумала и решила: что я, совсем дура, что ли? Кто он мне? Сват, брат? Так, случайный знакомый.

– Ладно, Катя, не буду притворяться, что он мне не интересен. Давай тогда с самого начала. Как он появился на твоем горизонте и как себя вел, ну и все остальное. Я ведь, когда вызвал тебя, долго думал, как с тобой поговорить, чтобы ты мне помогла. Мы сами не так много можем, поэтому нам нужна ваша помощь. Итак, начнем от печки.

– Вы знаете, что я имела условно. Тогда я видела в зале суда, там народу было немного, интересного солидного мужчину. Он сидел, и мне казалось, с большим сочувствием относился к нам, дуракам, а сам что-то писал. Я тогда думала, он для газеты готовит о нас, грязных подонках, статью. И мне стало так страшно, когда я подумала, что мама увидит все это, что готова была провалиться сквозь землю.

Суд кончился, я вышла свободной, а на троллейбусной остановке он ко мне и подошел. Звали его Серж. Вечером он повел меня в Дом архитектора. Так всю неделю мы и ходили по ресторанам. Серж очень популярен, его знают в домах творчества. Он обычно говорил так: это артист, это режиссер, этот – из Малого театра, а этот – композитор, писатель. Мне это, конечно, нравилось – встречаться со всякими знаменитостями. И каждый день он твердил мне, что погубили мою карьеру взяточники и проходимцы, которые живут за счет связей. Я уже потом уверовала, что студенткой не стала из-за взяточников. А он подталкивал меня: «Бороться надо! Разоблачать! Нужны листовки!» Вскоре я уже была готова к «борьбе». И день тот наступил. Он привез меня вечером к себе домой в Чертаново и сказал, что надо изготовить листовки рукописно, штук пятьдесят, и завтра будет мой звездный час. Уж после этого меня точно возьмут в вуз. Мы приехали к театру, Серж дал билет, мы вошли туда. Он определил мне место, откуда я должна бросить листовки, а сам исчез. Дальше вы все знаете. Сверху он даже показал двух иностранных журналистов, которые выступят в мою защиту. А я, как дура набитая, стала разбрасывать листовки и орать, словно попугай!

– Ты адрес в Чертаново помнишь?

– Нет. Но я знаю, где этот дом, и могу показать.

* * *

В слабо освещенном зале ресторана Дома журналиста было немноголюдно. Тихие разговоры, смех – обычная атмосфера этого заведения. Официантки бесшумно скользили с подносами по залу. Посетители входили, садились за столики, выходили, делали заказы, садились в буфете, некоторые работали с рукописями – одним словом, это был не просто ресторан в обычном понимании, а клуб журналистов. Дом Журналиста, где они отдыхали, общались, работали, ужинали, проводили свободное время. У стены за столиком на три человека сидели Алексей Барков и Катя Маслова. На нем был коричневый замшевый пиджак и белая рубашка. Катя выглядела довольно элегантно в своих джинсовых осветленных брюках и черном батнике с ярко-красными крупными цветами. Волнистые волосы, схваченные лентой сбоку, открывали ее длинную красивую шею. Они сидели перед бутылкой сухого вина, ели и тихо разговаривали.

– Может быть, он в командировке? – предположила неуверенно Маслова и с надеждой взглянула на Алексея. – Поэтому и в Чертаново его нет.

– Сомневаюсь. Если за неделю мы его не встретили ни в одном ресторане или творческом доме, это совсем не означает, что его нет в городе. Я думаю, он просто затаился после твоих листовок. А в Чертаново он уже не живет. Квартира брошена, она принадлежит одному забулдыге, который сдавал ее Сержу. Так что Серж нам не оставил после себя никаких следов. Глухо! Единственная надежда, что он рано или поздно всплывет, вечно прятаться не будет. Он же боится, что ты его выдашь нам. Во всяком случае, такую возможность он явно не исключает. Уже прошло две недели, я думаю, он вот-вот появится.

– А может быть, он сюда не ходит сейчас, – высказала она снова сомнения.

– Может быть. Вероятно, ходим на параллелях. Но Лобачевский утверждал, что параллельные в бесконечности пересекутся, – пошутил Барков. – Знаешь, что главное в моей профессии, а так как ты выполняешь сейчас мое задание, то и в твоей? Терпение!