Сколько денег было в бумажнике, Джон?

– А, не больше двадцати долларов. Но я на прошлой неделеполучил охотничью лицензию и сунул ее туда же. И потом чековая книжка. Если ненайду этот чертов бумажник, придется звонить в банк, чтобы они регистрационныйномер поменяли. Но больше всего мне жаль фотографий. Мама, папа, сестры… ну вобщем все такое прочее.

Джон не сознался, что оплакивает не пропавшие фотографииотца, матери и сестер, а карточку, на которой они сняты вдвоем с СэллиРэтклифф. Клат сфотографировал их на ярмарке во Фрайбурге за три месяцы дотого, как Сэлли бросила его ради этой безмозглой дубины Лестера Пратта..

– Ладно, Джон, не переживай, – успокаивал Алан. С деньгами икнижкой можешь скорее всего распрощаться, а фотографии вернутся. Так почтивсегда бывает. Ты ведь и сам знаешь.

– Да. – Джон тяжело вздохнул. – Знаешь, я пытаюсь вспомнить,был ли он при мне, когда я утром ехал на работу, и не могу.

– Надеюсь, ты его найдешь. Повесь на доску объявленийзаписку.

– Повешу. И все здесь приберу.

– Я знаю. Не нервничай.

Алан, покачивая головой, вышел из конторы и направился кстоянке.

3

Серебряный колокольчик над входной дверью Нужных Вещейзвякнул, и в магазин, несколько смущенно, вошла Бэбз Миллер, почетный член ЭшСтрит Бридж Клаб.

– Миссис Миллер! – радушно воскликнул мистер Гонт,предварительно сверившись со списком, лежавшим перед ним на прилавке рядом скассовым аппаратом, и поставив там едва заметную галочку. – Как я рад, что вынашли время меня навестить. И очень вовремя. Ведь вы заинтересовалисьмузыкальной шкатулкой, если мне не изменяет память, правда? Прекрасной работывещь!

– Да, я хотела с вами о ней переговорить, – сказала Бэбз. –Но, вероятно, она уже продана. – Она даже представить себе не могла, чтобытакую восхитительную вещь еще не купили. Но при мысли об этом сердце болезненносжималось. Мелодию, исполняемую шкатулкой, ту самую, которую забыл мистер Гонт,по его собственному признанию, Бэбз, как ей казалось, определенно знала.Однажды она под нее танцевала в Павильоне на Олд Орчард Бич с капитаномфутбольной команды, а позже, в тот самый вечер, подарила ему свою девственностьпод несравненной майской луной. С ним, этим капитаном, она испытала первый ипоследний в жизни оргазм, и пока кровь бурлила в жилах от страсти, в головенеотступно звенели ритмы мелодии.

– Нет, она все еще здесь. – Мистер Гонт достал шкатулку свитринной стойки, где она пряталась за камерой «Поляроид», и поставил еенаверх. Лицо Бэбз Миллер просияло.

– Я уверена, она стоит дорого, гораздо дороже, чем я могузаплатить, но она мне очень нравится, мистер Гонт. И если есть хоть малейшаявозможность купить ее… ну, скажем, в кредит…

Мистер Гонт улыбнулся. Улыбка была утонченная и в то жевремя доброжелательная.

– Думаю, вы напрасно беспокоитесь и скорее всего удивитесь,узнав, настолько скромна на самом деле цена этой прелестной музыкальнойшкатулки, миссис Миллер. Очень удивитесь. Присядьте. Давайте побеседуем.

Бэбз села.

Он подошел к ней.

Он посмотрел ей в глаза.

Знакомая мелодия снова закружилась у нее в голове. И Бэбзпропала.

4

– Я припоминаю, – сказала Алану Джилл Мислабурски. – фамилиямальчика Раск. Кажется, Билли… или, может быть, Брюс.

Они стояли в гостиной, главное место в которой было отведенотелевизору «Сони» и огромной пластмассовой фигуре распятого Иисуса, висевшей настене над ним. По ящику показывали «Опра». Судя по тому, как Иисус выкатилглаза под своим терновым венцом, он предпочел бы программу Жиральдо или сериал«Бракоразводный процесс». Миссис Мислабурски предложила Алану чашку кофе, откоей он отказался.

– Брайан, – сказал он.

– Верно, Брайан. Ну конечно, Брайан.

На ней была все та же ядовито-зеленая шаль, но краснаясеточка с головы исчезла. Огромные, размером с картонную трубку в центре рулонатуалетной бумаги, локоны короной обрамляли ее прическу.

– Вы уверены, миссис Мислабурски?

– Абсолютно. Я вспомнила его имя сегодня, когда проснуласьутром. Его отец делал нам в доме алюминиевую обшивку два года назад. Мальчикприходил время от времени и помогал ему. Он показался мне очень славнымребенком.

– Вы не предполагаете, что он мог делать у дома Ержиков?

– Он сказал, что пришел узнать, не собираются ли они нанятьна зиму дворника расчищать подъездную дорогу. Кажется, так. И добавил, чтозайдет в другой раз, когда они успокоятся. Бедняжка был напуган до смерти, и янисколько его не виню. – Она покачала головой. Крупные локоны мягкоподпрыгнули. – Мне конечно жаль, что она умерла такой смертью… – миссисМислабурски доверительно понизила голос, – но я рада за Пита. Никто непредставляет, что он испытывал, живя с этой женщиной. Никто. – Онамногозначительно взглянула на распятие и снова перевела взгляд на Алана.

– Да-а-а, – неопределенно протянул он. – А больше вы ничегоне заметили, миссис Мислабурски? В смысле дома, шума или мальчика?

Она дотронулась указательным пальцем до кончика носа изадумчиво возвела глаза к потолку.

– Пожалуй, нет, ничего. У мальчика – Брайана Раска – набагажнике велосипеда стояла сумка-холодильник. Это я помню, но не думаю, чтотакая деталь…

– Вот как? – перебил Алан и даже рукой взмахнул. Неясная, нотревожная мысль вспыхнула у него в голове. – Сумка-холодильник.

– Ну знаете, такие берут с собой на пикники и вообще загород. Я запомнила ее, потому что эта сумка была чересчур велика для егобагажника.

Наклонилась, чуть на падала.

– Спасибо, миссис Мислабурски, – медленно произнес Алан. –Спасибо вам огромное.

– Это что-то значит? Какой-то ключ?

– Сомневаюсь. – Но Алан был явно заинтересован сообщением.

– Я бы скорее поверил в версию вандализма, если бы мальчишкебыло лет шестнадцать-семнадцать, – сказал Генри Пейтон. Алан был с ним в общемсогласен, но ему приходилось встречаться и с двенадцатилетними вандалами… ипотом, в сумку-холодильник может войти приличная горстка камней.

И тогда он почувствовал, что с нетерпением дожидаетсяразговора с мальчиком по имени Брайан Раск.

5

Серебряный колокольчик зазвенел. В Нужные Вещи вошел СонниДжекет, устало переставляя ноги и теребя в руках грязную промасленную кепку. Онбыл похож на человека, искренне верившего в то, что он в самом скором времениразобьет вдребезги, расколотит множество самых ценных вещей; разбивать ценныевещи, объявляло во всеуслышание его бесхитростное лицо, не моя воля, а мойкрест.