– Очнитесь, – говорила она. – Мистер Холлоранн, вы должныочнуться. Пожалуйста… прошу вас…

Наверху без устали стучал молоток – это Джек Торрансразыскивал своего сына.

Дэнни стоял, прижавшись к двери, глядя туда, где соединялиськоридоры. Молоток не переставая бил по стенам в рваном ритме, и удары звучаливсе громче. Гнавшееся за Дэнни существо пронзительно кричало, выло и ругалось.Сон и явь соединились без единого шва.

Существо свернуло за угол.

То, что ощутил Дэнни, в определенном смысле былооблегчением. Это не был его отец. Маска лица и тела разодралась, разлезлась исделалась атрибутом скверной шутки. Разве это папа – это чудище из субботнейпередачи «Вечернее шок-шоу», ужасное существо, которое вращает глазами,горбится и втягивает голову в плечи, а рубашка на нем пропитана кровью? Нет,какой же это папа!

– Сейчас, клянусь Богом, – выдохнуло оно. Обтерло губытрясущейся рукой. – Сейчас ты узнаешь, кто тут хозяин. Увидишь. Им не ты нужен,а я. Я! Я!

И махнуло сплеча исцарапанным молотком, двусторонняя головкакоторого уже потеряла форму и оббилась от бесчисленных ударов. Тот врезался встену, проделав в шелковистых обоях круглую дырку. Вылетело облачко известковойпыли. Существо ухмыльнулось.

– Поглядим, как ты теперь будешь свои фокусы показывать, –пробормотало оно. – Я не вчера родился, ясно? И с лавки меня нянька не роняла,Господь свидетель. Мальчик, я намерен выполнить по отношению к тебе свойотцовский долг.

Дэнни сказал:

– Ты не мой папа.

Существо остановилось. На миг показалось просто растерянным– как будто точно не знало, кто или что оно такое. Потом двинулось дальше.Молоток со свистом ударил по двери, и та глухо откликнулась: «бум!».

– Врешь, – сказало оно. – Иначе кто же я такой? У меня дверодинки, у меня пупок чашечкой, у меня даже инструмент имеется, малыш. Спросимамочку.

– Ты – маска, – сказал Дэнни. – Просто не настоящее лицо.Просто ты не такой мертвый, как остальные, вот и понадобился отелю. Но когда онс тобой закончит, ты превратишься в пустое место. В ничто. Я не боюсь тебя.

– Будешь бояться! – взвыло существо. Неумолимый молотокопустился, со свистом врезавшись в ковер между ступнями Дэнни. Мальчик недрогнул.

– Ты оклеветал меня! Ты объединился с ней! Ты что-тозамышлял против меня! И ЖУЛЬНИЧАЛ! СПИСАЛ НА ПОСЛЕДНЕМ ЭКЗАМЕНЕ! – Из-подмохнатых бровей на Дэнни сверкнули глаза. В них светилась хитростьсумасшедшего. – Ничего, я и это найду. Сочинение где-то в подвале. Я найду его.Мне пообещали, что я смогу смотреть все, что захочу.

Существо снова замахнулось.

– Да, пообещали, – согласился Дэнни. – Но они врут.

Молоток замер в высшей точке размаха.

Холлоранн начал приходить в себя, но Венди перестала хлопатьего по щекам. Минуту назад вниз по шахте лифта приплыли неясные, еле слышныесквозь ветер слова: «Ты жульничал! Списывал на экзамене!». Кричали где-то в глубинезападного крыла. Венди была почти уверена, что Дэнни с Джеком – на четвертомэтаже и Джек – то, что вселилось в него, – нашел сына. Теперь они с Холлоранномничего не могли сделать.

– Ох, док, – пробормотала она. Глаза застлали слезы.

– Сукин сын сломал мне челюсть, – хрипло проворчалХоллоранн. – А ГОЛОВА…

Он пытался сесть. Правый глаз стремительно превращался вщелку от вспухающего под ним лилового синяка. Тем не менее Венди он заметил.

– Миссус Торранс…

– Шшшшшш, – сказала она.

– Где мальчуган, миссус Торранс?

– На четвертом этаже, – ответила она. – С отцом.

– Они врут, – снова повторил Дэнни. В голове мальчика что-топромелькнуло, вспыхнув, как сгорающий метеор – слишком коротко, слишком ярко,чтоб поймать и удержать эту мысль. От нее остался только хвостик.

(это где-то в подвале) (ты вспомнишь, о чем забыл отец)

– Ты… – нельзя так говорить с отцом, – хрипло сказалосущество. Молоток задрожал и опустился. – Сам себе делаешь хуже, вот и все. На…наказание. Суровее.

Существо пьяно покачнулось и воззрилось на Дэнни, жалея себядо слез. Жалость стала перерастать в ненависть.

– Ты не мой папа, – снова заявил Дэнни. – А если в тебеосталась хоть капелька моего папы, она знает, что они врут. Тут все – вранье инадувательство. Как игральные кости, которые папа положил в мой чулок наРождество, как те подарки, что кладут на витрину – папа сказал, там внутриничего нет, никаких подарков, одни пустые коробки. Просто показуха, сказалпапа. Ты – оно, а не папа. Ты – отель. И, когда ты добьешься своего, то ничегоне дашь моему папе, потому что слишком любишь себя. И папа это знает. Тебепришлось заставить папу напиться Всякой Дряни, потому что только так можно былоего заполучить. Ты, врун, фальшивая морда.

– Врешь! Врешь! – крик вышел тонким, пронзительным. Молотокбешено заходил в воздухе.

– Ну, давай, ударь. Только ты никогда не получишь от менятого, что тебе нужно.

Лицо, в которое смотрел Дэнни, изменилось. Трудно сказать,как – оно не оплавилось, не облезло. Тело слегка содрогнулось, а потомокровавленные пальцы разжались, как сломанные клешни. Выпавший молоток глухостукнулся о ковер. Вот и все. Но вдруг перед Дэнни оказался папа, он смотрел намальчика в смертельной муке и так печально, что сердце малыша запылало в груди.Уголки рта опустились, выгнулись дрожащим луком.

– Док, – сказал Джек Торранс. – Убегай. Быстро. И помни, каксильно я тебя люблю.

– Нет, – сказал Дэнни.

– Дэнни, ради Бога…

– Нет, – сказал Дэнни. Он взял окровавленную руку отца ипоцеловал. – Уже почти все.

Холлоранн, опираясь спиной о стену, рывками поднялся наноги. Они с Венди уставились друг на друга, как жуткая парочка уцелевших послебомбежки госпиталя.

– Надо туда, наверх, – сказал он. – Надо ему помочь.

Белая, как мел, Венди загнанно взглянула ему в глаза.

– Слишком поздно, – ответила она. – Теперь помочь Дэнниможет только он сам.

Прошла минута, две. Три. И они услышали, как существо над ихголовами пронзительно закричало – но на этот раз не гневно, а в смертельномужасе.

– Боже милостивый, – прошептал Холлоранн, – что происходит?

– Не знаю, – сказала она.