Громобой почесал в затылке:

— А рази я не говорил?.. С неба сколько хошь сыплется. Хотьдупой ешь. Из него и делали секиры, топоры, ножи…

— Небесное железо? — пробормотал Олег, — я слыхивал о нем,но не думал… что оно так часто.

— Поживи с мое, — буркнул Громобой. — Дюжину раз находил!Раза два чуть по голове не шарахнуло, а однажды суму с харчами вдрызг… Если отзверей и убережешься, то уж камнем с неба все одно когда-нибудь прибьет.

Челюсть Мрака отвисла до пола. Глаза стали как у совы, да непростой, а которая увидела мышь размером с зайца. Таргитай непонимающе смотрелто на одного, то на другого, только Олег сказал с горечью:

— Брали, что само на голову падает? Этого самого железа внаших болотах в сто раз больше, чем на небе! Но это ж нагнуться, спинкуутрудить. А ты зверя прибил, палицу повесил на дубок и забыл о нем! Пока дубокне вымахал до небес, а палица не оказалась так высоко, что… А копье ты случаемне забыл в этом дубке?

Громобой сокрушенно покрутил головой.

— Всего рази упомнишь? На то ты и волхв, чтобы помнитьбольше. А мое дело телячье: наелся — и в хлев. Помахался с великанами — снова вродное дупло. Живу-поживаю, добро наживаю. Пришла новая беда — опять вылез.Побил — снова в теплое.

Мрак и Таргитай стояли с челюстями, отвисшими до поясов.Олег спросил все еще дрожащим голосом:

— Боромир… Ты ходил с бронзовыми подошвами. Громобой знает,что такое телячье, ты бывал в горах… Значит, вы сами выходили из Леса?

Боромир в затруднении посмотрел на Громобоя, но тот ссопением вдевал костяную иголку в щель на ременной пряжке.

— Да не было тогда нынешнего Леса, — ответил Боромирдосадливо. — Было другое… Уже не помню, много воды утекло… Настоящей воды, онабежала реками со Льда. Лед отодвигался, таял, а за ним оставались Болота.

— Что за Лед? — переспросил Олег. — Я о нем даже не читал.

— А хрен его знает. По земле отползала льдинка версты в дветолщиной, а вширь и длину я не мерил. Может быть, она покрывала весь белыйсвет?.. Так вот шли мы через Болото, что оставалось за Льдом, а когда отыскалималость сухое… нет, не сухое, а хоть твердое место, остановились. Вскоре вокругвыросли деревья, а потом нарос даже Лес. Тогда дрались часто: на белом светелюдей было мало, а зверья и чудищ много. Все лезли на сухое, приходилось побашке и в Болото. Много наших полегло, ибо порой такое вылезало…

Он помрачнел, голос прервался. Громобой поднял голову,сказал утешающе:

— Ничо-ничо!.. Когда Первоболото подсохло, островковпоявилось много. Нам стало полегче. А теперь от Праболота только пятнышки, всезанято нашим родным Лесом.

Олег прислушался к шумным голосам за стеной, поспешнопрервал:

— Лес в свою очередь уступает Степи. А в Степи — хищные,жадные народы. Злые и беспощадные. Они хлынут, как морские волны!

Громобой поднял голову, мирно сказал:

— Хлынут, тогда и вылезем. Впервой, что ли?

Олег оглянулся на друзей. Он чувствовал злость и отчаяние.Трудно свыкнуться с мыслью, что эти грубые неопрятные мужики что-то знают ичто-то могут, но в голове начали появляться картинки детства, когда видел илислышал непонятное. Да, били страшных чудовищ, когда те крали девок — те уходятдалеко за ягодами и грибами, но затем почему-то замирали, как мухи зимой. Сновав теплое дупло, снова жить-поживать да добро наживать… Какое добро наживешь вдремучем лесу? Когда приходила новая беда, снова вылезали, творили подвиги,чудеса… и снова в дупло.

Мрак прокашлялся, очищая горло:

— Великаны, Змеи, Кащеи — что, простое бесхитростное зверье.А сейчас прут люди — самое злое, хищное, подлое зверье. Новые люди! А чемновее, тем подлее.

Боромир с удивлением перевел взор на оборотня.

— Ты знаешь даже такое?

— Боромир! Тот, кто вылез из дупла и хоть раз обошел вокругдуба, уже умнее того, кто не вылезал.

Боромир хлопнул себя по коленям, с кряхтением поднялся.

— Добро. Передохните малость, а мы порешим вашу долю.Громобой, скажи людям, что изречем завтра утром.

Громобой молча вылез, лишь бросил неприязненный взгляд наМрака. За шкурой, что заменяла дверь, раздался радостный рев, сменилсяразочарованным гулом. Прогремел неразборчивый рык старшего охотника.

— Идите, — разрешил Боромир. — Повидайтесь с родичами. Нарассвете решим, быть вам живу аль не быть…

Выждав, когда народ разбредется, четверо выскользнули издупла. Мужики с рогатинами и кольями уже нагалделись как стая галок, показалисвоим бабам, какие храбрые, удовлетворенно расползлись. Народ Большой Поляныспал долго и сладко, просыпаться не любил.

Жилье Мрака стало вроде поменьше. Внутри пыльно, под стенойтянулся живой ручеек крупных красноголовых муравьев. Олег заметил, что в однусторону бежали поджарые, а в другую — едва волочили раздутые брюха, неслижуков, кузнечиков, тащили мышь-полевку.

— Заразы, — сказал Мрак с неудовольствием. — Видите ли,дерево выросло на их дороге!.. Прогрызли стену, так и ходють… Еще мой дедотучал, не вышло.

Он тяжело сел, опустил голову на кулаки. Олег рассеянноглядел на деловитых муравьев. Где эти хлопотуны пережидали Великий Лед, они жнамного древнее людей?.. Видать, как и здешние жители, просто залегли ипоспали. Пережидали, пока Лед уйдет. Можно спать и тыщи лет, ежели сильнозахотеть, а вот им в эту ночь не придется — что решит Боромир? Судя по всему,не держит на них зла, но Громобой, охотники, запуганные и невежественные жителиБольшой Поляны?

Мрак исчез ненадолго, вернулся с парующим большим горшком,но потемневший.

— Издали выставили… Боятся прикоснуться! А ведь родня.

В горшке оказалась вареная лосятина — без соли, сильновываренная. Раньше трое другой еды не знали, но теперь ели без охоты, только быутолить голод.

Стемнело, в натянутую шкуру поскреблись. Мрак осторожноотворил, держа секиру в другой руке, а Лиска наложила стрелу на туго натянутуютетиву. Вошел старый дед Тарас. Покряхтел, подошел к Мраку и долго подслеповатовсматривался в черный пояс.

— Я исчо там заприметил… Думал, обмишурился. Ты зачем спер,шельма?

Шерсть на затылке Мрака встала дыбом, а голос зазвенел отзлости:

— Шел бы ты, дед… в глубокую дупу. Дупло, то-есть. Этот пояся завоевал в таких странах, что тебе и во сне не привидится!

Дед нагнулся, кряхтя, коснулся дряблыми пальцами.

— Чудно… Голову дал бы наотрез, что мой… Ты бы признался,Мрак, врать нехорошо. Кто много брешет, на том Ящер будет воду возить.