В тот самый момент все и происходит. Дальше по коридоруголос все бубнит фамилии: Спрэнг, Стивард, Судли. В этой камере мужчина,лежащий на грязном полу в сером свети зари, наконец-то достигает дна, то есть,по определению, того уровня, ниже которого спуск невозможен, если, конечно, небрать лопату и не начинать копать.

Он лежит, смотрит прямо перед собой, параллельно полу, видитпылинки и комья грязи, которые кажутся ему холмами. Он думает: «Что у нассейчас? Февраль? Февраль 1982 года? Что-то в этом роде. Ладно, вот что я тогдаговорю. Даю себе год на исправление. Год, чтобы доказать, что эти двое не зряпошли на риск. Если у меня получится, живу дальше. Если буду пить и в феврале1983 года, покончу с собой».

Крикун тем временем добрался до фамилии Таргенфилд.

13

Каллагэн замолчал. Пригубил кофе, скорчил гримасу и налилсебе сладкого сидра.

— Я знал, с чего начинается подъем. Видит Бог, достаточночасто водил опустившихся на дно пьяниц на собрания «АА» в Ист-Сайде. Поэтому,когда меня выпустили, я нашел отделение «АА» в Топике и начал каждый деньходить на собрания. Вперед не смотрел, назад не оглядывался. «Прошлое —история, будущее — тайна», — говорят они. Только на этот раз, вместо того,чтобы сидеть в задних рядах и молчать, я заставлял себя выходить вперед и,когда все представлялись, говорить: «Я — Дон К. и я не хочу больше пить». Яхотел, каждый день хотел, но у «АА» есть изречения на все случаи жизни. Поэтому поводу они говорят: «Притворяйся, пока не добьешься своего». И малопомалу, я добился. Одним утром осенью 1982 года проснулся и понял, что выпитьмне не хочется. Отделался, можно сказать, от вредной привычки.

Я переехал. В первый год трезвости не рекомендуется что-торезко менять в жизни, но однажды в парке Гейджа, точнее, в Рейнском розарии… —он замолчал, глядя на них. — Что? Вы знаете, о чем я? Только не говорите мне,что знаете Рейнский розарий!

— Мы там были, — ответила Сюзанна. — Видели детский поезд.

— Это потрясающе, — выдохнул Каллагэн.

— Это девятнадцать часов и поют птички, — сказал Эдди. Безтени улыбки.

— Короче, в розарии я увидел первый постер. «НЕ ВИДЕЛИ ЛИ ВЫКАЛЛАГЭНА, НАШЕГО ИРЛАНДСКОГО СЕТТЕРА. ШРАМ НА ЛАПЕ, ШРАМ НА ЛБУ. ЩЕДРОЕВОЗНАГРАЖДЕНИЕ». И так далее, и так далее. Наконец-то они правильно написалимою фамилию. Вот я и решил, что пора сматываться. Поехал в Детройт, там нашелночлежку, которая называлась «Лайтхауз». Для алкоголиков. Тот же «Дом», толькобез Роуэна Мадругера. Они делали много хорошего, но едва сводили концы сконцами. Я стал им помогать. Работал там и в декабре 1983 года, когда этослучилось.

— Что случилось? — спросила Сюзанна.

Ответил ей Джейк Чеймберз. Он знал, единственный из нихвсех, кто мог знать. В конце концов, то же самое случилось и с ним.

— Именно тогда ты и умер.

— Да, совершенно верно, — удивления Каллагэн не выказал.Словно они обсуждали урожайность риса или возможность работы Энди на ан-томнойэнергии. — Именно тогда я и умер. Роланд, тебя не затруднит скрутить для менясамокрутку? Мне нужно что-то покрепче сидра.

14

В «Маяке» есть давняя традиция, которая выдерживается всечетыре года существования ночлежки. Речь идет об обеде в День благодарения,который устраивается в спортивном зале средней школы «Святое имя»,расположенной на западной части улицы Конгресса. Алкоголики украшают залгирляндами из оранжевой и коричневой бумаги, картонными индейками,пластмассовыми овощами и фруктами. Другими словами, американскими амулетамижатвы. Чтобы попасть на этот обед, нужно как минимум две недели ходить трезвым.Не допускались на обед, об этом договорились Уэрд Хакман, Эл Маккоуэн и ДонКаллагэн, и те, кто от выпивки становились буйными, независимо от того, скольковремени они не брали в рот спиртного.

В День индейки около сотни лучших детройских алкоголиков,наркоманов и просто бездомных собираются в «Святом имени» на прекрасный обед синдейкой, картофельным пюре, закусками. Они сидят за десятком столов,поставленных на баскетбольной площадке (ножки подбиты фетром, гости в носках).Перед нем, как сесть и наброситься на еду, и это тоже элемент традиции, ониходят вокруг столов («Это займет не больше десяти секунд, а потом мы начнем», —заранее предупреждает их Эл), и каждый говорит, за что он благодарен. Посколькуэто День благодарения, да, да, а также потому, что один из постулатов программы«АА» состоит в том, что благодарный пьяница не пьет, а благодарный наркоман незакидывается и не ширяется.

Все действительно происходит очень быстро, Каллагэн ни о чемособо не думает, плывет по течению, а в результате, когда приходит его очередь,едва не выпаливает то, что может навлечь на него серьезные неприятности. Внаилучшем варианте сложится мнение, что у него более чем странное чувствоюмора.

— Я благодарен, что в… — тут до него доходит, что онсобирается сказать, и буквально прикусывает себе язык. Они смотрят на него,ожидая продолжения, небритые мужчины и женщины с бледными, одутловатыми лицами,от которых идет тяжелый запах станций подземки. Некоторые уже зовут его отцом,и откуда они это знают? Как могли узнать? Неужели не чувствуют, что у негохолодеет внутри, когда он слышит такое обращение? Но они смотрят на него.«Клиенты». Смотрят и Уэрд с Элом.

— Я благодарен, что не прикасался сегодня ни к спиртному, ник наркотикам, — говорит он то, что понятно каждому. Они что-то одобрительнобормочут, и стоящий рядом мужчина говорит: «Я благодарен, что моя сестраразрешила прийти к ней домой на Рождество». И никто не узнал, что Каллагэн едване сказал: «Я благодарен, что в последнее время не видел вампиров третьего типаи постеров поиска пропавших домашних животных».

Он думает, что заклятье Барлоу наконец-то снято с него,потому что Господь принял его в свое лоно, пусть и на испытательный срок.Другими словами, он думает, что потерял способность видеть вампиров. Он,конечно, не пытается проверить свою догадку посещением церкви, ему хватает игимнастического зала средней школы «Святое имя». Ему даже не приходит в голову,во всяком случае, на сознательном уровне, что на этот раз они хотят обложитьего со всех сторон, действуют осторожно, чтобы не спугнуть. И пусть учатся онимедленно, но, тем не менее, учатся, в чем Каллагэну еще предстоит убедиться.

А потом, в начале декабря, Уэрд Хакман получает удивительноеписьмо. «Рождество в этом году приходит раньше, Дон! Посмотри, что я тебесейчас покажу, Эл! — он торжествующе машет письмом. — Если мы правильноразыграем эту партию, парни, наши тревоги о следующем годе рассеются, как дым!»

Эл Маккоуэн берет письмо и, по мере того, как читает его,недоверие и сдержанность, написанные на его лице, начинают таять. А к томувремени, когда он передает письмо Дону, его рот растянут в широченной, от ухадо уха, улыбке.