18

Он открывает глаза, но еще до того, как открыл их,улавливает запах. Запах сена, очень слабый, почти что сошедший на нет. Можносказать, призрак запаха. И он? Он тоже призрак?

Он садится, оглядывается. Если это жизнь после жизни, то всесвятые книги мира, включая ту, по которой он читал проповеди, неправильные.Потому что это не небеса и не ад: он — в конюшне. На полу валяются выцветшиедобела соломинки, должно быть, лежат тут с незапамятных времен. В дожатыхстенах щелки, через которые струится яркий свет. Это свет, за которым онследовал из тьмы, думает он. И он думает: «Это свет пустыни». Есть конкретныеоснования для такого вывода? Возможно. Воздух сухой, когда он втягивает егочерез нос. Словно воздух другой планеты.

«Может, так и есть, — думает он. — Может это планета ПослеЖизни».

Мелодия колокольцев, восхитительная и ужасная, слышна, нозвуки ее все тише… тише… пропадают. Он слышит легкой шорох горячего ветра. Емуудается проникнуть в стойло сквозь щели, и он поднимает с пола несколькосоломинок. Они, правда, тут же падают вниз.

Раздается новый звук. Аритмичные удары. Судя по звукам,издает их машина, в которой что-то сломалось. Он встает. В стойле жарко, ладонии лицо покрыты потом. Он оглядывает себя и видит, что парадный костюм,приобретенный в магазине мужской одежды «Великая река» исчез. Он в джинсах ирубашке из «шамбре». На ногах — потрепанные сапоги со стоптанными каблуками.Выглядят они так, словно он отшагал в них многие мили. Он наклоняется иощупывает ноги. Ни переломов, ни синяков. Ощупывает руки. Целы. Пытаетсящелкнуть пальцами. Получается, раздается сухой звук, словно сломался сучок.

Он думает: «А если вся моя жизнь — сон? И вот это —реальность? Если так, кто я и что здесь делаю?»

Из теней за его спиной доносятся звуки ударов: «Бух — БУХ —бух — БУХ — бух — БУХ…»

Он поворачивает на звуки и ахает, увидев, что стоит передним. А стоит, посреди пустой конюшни, дверь. Не вделана в стену, стоит сама по себе.Петли есть, но, насколько он видит, крепятся к воздуху. На двери написаныкакие-то иероглифы. Прочитать их он не может. Подходит ближе, словно надеется,что уменьшение расстояние до двери поможет понять, что к чему. Где-то помогает.Потому что он видит, что ручка двери хрустальная, а на ней выгравирована роза.Он читал Томаса Вульфа: камень, роза, ненайденная дверь; камень, роза, дверь.Камня нет, но, возможно, слово, которое обозначают иероглифы — камень.

«Нет, — думает он. — Нет, слово: НЕНАЙДЕННАЯ. Может, камень— это я».

Он протягивает руку и прикасается к хрустальной ручке.Возможно, это сигнал, («знамение», — думает он) потому что удары смолкают.Очень слабо, очень далеко, ну, очень далеко, он слышит колокольца. Пытаетсяповернуть ручку. Она не поворачивается. Ни по часовой стрелке, ни против. Ни найоту. Словно залита бетоном. Когда он убирает руку, стихает и мелодияколокольцев.

Он обходит дверь, и дверь исчезает. Замыкает круг, и дверьвозвращается. Медленно еще трижды обходит дверь, отмечая то место, где онатеряет толщину и где обретает ее вновь. Потом обходит дверь в обратномнаправлении. Результат тот же. Что за черт?

Несколько мгновений он смотрит на дверь, размышляя, потомидет дальше, мимо двери, его интересует машина, грохот которой он слышал. Болипри ходьбе не чувствует, словно и не падал с тридцать третьего этажа, но дочего же в конюшне жарко!

Он видит пустые стойла, груду давнишнего выбеленноговременем сена, рядом с ним — аккуратно сложенную попону и доску для резкихлеба. На доске полоска вяленого мяса. Он берет ее, нюхает, пахнет солью.«Вкусно», — думает он, кладет в рот. Насчет отравления не тревожится. Как можноотравить человека, который уже умер?

Жуя, продолжает обследование конюшни. В глубине находитмаленькую комнатку. В стенах хватает щелей, так что света вполне хватает, чтобыразглядеть какую-то машину, установленную на бетонированной площадке. Ранееувиденное в конюшне говорит о том, что ею не пользовались уже многие и многиегоды, а вот это машина, похожая на доильную, словно только что доставлена сзавода. Ни ржавчины, ни пыли. С одной стороны торчит хромированная труба. Внизу— сток. Его стальной кольцевой бурт вроде бы влажный. К машине приклепанамаленькая металлическая табличка. Рядом с табличкой — красная кнопка. Натабличке написано:

ПРОМЫШЛЕННАЯ КОМПАНИЯ

Ла МЕРКА

834789-АА-45-776019

СЕРДЕЧНИК НЕ ВЫНИМАТЬ

ОБРАТИТЬСЯ К СПЕЦИАЛИСТАМ

На красной кнопке выдавлены буквы: «ВКЛ». Каллагэнвдавливает кнопку. Удары возобновляются и через мгновение-другое изхромированной трубы начинает течь вода. Он подставляет руки. Вода ледяная, подней разгоряченная кожа немеет. Он пьет. Вода ни сладкая, ни горькая, и ондумает: «На больших глубинах никакого вкуса просто нет. Это…»

— Привет, святоша.

От неожиданности Каллагэн вскрикивает. Его руки взлетаютвверх, рассыпая капельки-бриллианты. Сверкнув в лучиках солнечного света,пробившихся в щели между досками, они падают на пол. Он разворачивается настоптанных каблуках. У двери в насосную стоит мужчина в широком плаще,прямо-таки балахоне, с капюшоном.

«Сейр, — думает Каллагэн. — Это Сейр, он последовал за мной,прошел через эту чертову дверь…»

— Успокойся, — говорит человек в плаще. — «Страви давление»,— как сказал бы новый приятель стрелка, — добавляет доверительно. — Его имяДжейк, но домоправительница зовет его Бама, — и потом, радостно, как человек,которому в голову только что пришла прекрасная идея. — Я могу тебе егопоказать! Их обоих! Возможно, еще не поздно! Пошли! — он протягивает руку.Пальцы, появившиеся из рукава, длинные и белые. Неприятные. Как воск. КогдаКаллагэн отказывается сдвинуться с места, человек в плаще приводит убедительныйдовод. — Пошли. Ты же знаешь, что не можешь задержаться здесь надолго. Этовсего лишь дорожная станция, тут никто не задерживается. Пошли.

— Кто ты?

Человек в плаще нетерпеливо дергает головой.

— Нет времени на объяснения, святоша. «Имя, имя, что такоговажного в имени?» — как кто-то сказал. Шекспир? Вирджиния Вульф? Не упомнишь?Пойдем, и я покажу тебе чудо. И не притронусь к тебе. Пойду впереди. Видишь?

Он поворачивается, полы плаща развеваются, как юбка иливечернее платье. Он уходит в конюшню и, секундой спустя, Каллагэн следует заним. В насосной ему все равно делать нечего. Насосная — это тупик. Выйдя изконюшни, он сможет убежать.

Убежать куда?

Вот там и будет видно, не так ли?

Человек в плаще, проходя мимо отдельно стоящей двери, стучитпо ней костяшками пальцев. «Постучать по дереву, это к удаче», — радостновозвещает он и, когда ступает на яркий прямоугольник свете, падающего сквозьраспахнутые ворота конюшни, Каллагэн видит: незнакомец что-то несет в левойруке. Это ящик, по форме — куб, со стороной примерно в один фут. По виду сделаниз того же дерева, что и дверь. А может, из более прочного и тяжелого дерева. Втом, что он темнее двери, сомнений нет.