Пондия Субат источал неодобрение. Эмбан и Вэнион отчетливоощущали это, хотя лицо и манеры первого министра оставались дипломатичнобесстрастными. Император Сарабиан, как и обещал, поговорил по душам со своимпервым министром, и теперь Пондия Субат готов был лезть из кожи, только быпоказать свою готовность к совместным действиям и скрыть свои истинные чувства.

– Подробности весьма обыкновенны, лорды, –неодобрительным тоном говорил он, – но, впрочем, подробности ежедневнойдеятельности правительства неизбежно будут таковы, не так ли?

– Разумеется, Пондия, – пожал плечамиЭмбан, – тем не менее, согласись, эти обыденные подробности, сведенныевместе, выражают совокупную картину образа правления. Из того, что я виделсегодня утром, я уже могу сделать некоторые выводы.

– Вот как? – голос Субата прозвучал совершеннобесстрастно.

– Судя по всему, главенствующий принцип здешнегоправительства – защита императора, – продолжал Эмбан. – Мне знакомтакой принцип, поскольку он совпадает с тем, который управляет нашим мышлениемв Чиреллосе. Церковное правительство существует почти исключительно для того,чтобы защищать архипрелата.

– Возможно, и так, ваша светлость, но вы должныпризнать, что существуют определенные различия.

– О да, конечно, но то, что император Сарабиан не такмогуществен, как архипрелат Долмант, не так уж существенно изменяет основнуюкартину. – Глаза Субата слегка расширились, но он тотчас овладелсобой. – Я понимаю, что подобная идея чужда тебе, Пондия, – вкрадчивопродолжал Эмбан, – однако архипрелат говорит от имени Бога, и это делаетего могущественнейшим человеком на земле. Конечно, это чисто эленийский взглядна вещи, и вполне вероятно, что он имеет очень мало общего с реальностью. Темне менее, пока мы все верим в это – это правда. Именно этим и занято нашецерковное правительство. Мы прилагаем изрядную долю усилий к обеспечению того,чтобы все эленийцы продолжали искренне считать Долманта голосом Бога. Покудаэленийцы верят в это, архипрелатству ничто не грозит. – Толстяк священникненадолго задумался. – Если ты не против выслушать одно мое наблюдение,Пондия Субат, я сказал бы, что ваша главная проблема в Материоне коренится втом факте, что у вас, тамульцев, светский склад ума. Ваша церковь имеет весьманезначительное влияние, быть может, потому, что вы не можете приучить себя кмысли, что какая-то власть может быть равной императорской или даже выше ее. Выизъяли элемент веры из своего национального характера. Сам по себе скептицизмне так уж плох, но он склонен выходить из повиновения. Стоит вам скептическиотнестись к своему богу – или богам – как скептицизм перехлестывает через край,и люди начинают подвергать сомнению другие вещи – как, например, правотуправительства, мудрость императора, справедливость налоговой системы и томуподобное. Иными словами, император должен быть обожествлен, и тогда церковь игосударство станут единым целым. – Эмбан хохотнул с некоторымсамоуничижением. – Прости, Пондия Субат. Я вовсе не хотел читатьпроповеди. Боюсь, это издержки моего ремесла. Суть в том, что и тамульцы, иэленийцы совершили одну ошибку. Вы не сделали своего императора богом, а мы несделали нашего архипрелата императором. И мы, и вы обманули людей, поставив надними неполную власть. Они все-таки заслужили лучшего. Однако я вижу, что у тебямного дел, а желудок настойчиво напоминает мне, что уже время обеда. Мы ещепоговорим с тобой – и очень скоро. Пойдем, лорд Вэнион?

– Эмбан, ты что же, и вправду считаешь так, как толькочто наговорил? – шепотом спросил Вэнион, когда два эленийца покинулиминистерство.

– Пожалуй, что нет, – пожал плечами Эмбан, –но надо же нам как-то расширить трещину в каменной скорлупе, которая окружаетмозг Субата. Я уверен, что предложение императора снести его голову с плечслегка открыло глаза Субату, но покуда он не начнет думать, вместо того чтобытрусить по протоптанным дорожкам своих предвзятых мнений, нам не будет от негоникакого прока. Несмотря на его неприязнь к нам, он все же остается самымважным человеком в правительстве, и я предпочел бы, чтобы он был на нашейстороне. А теперь, Вэнион, не могли бы мы отвлечься от этой темы? Я решительнопроголодался.

– Все-таки он должен быть синий, – говорила Даная.Держа на руках Мурр, она сидела на коленях у императора Сарабиана и смотрелаему в глаза.

– Для эленийца – несомненно, но… – В голосе императоразвучало сомнение.

– Верно, – согласилась она. – К цвету кожитамульца больше подойдет…

– Только не красный. Скорее уж алый, быть может даже…

– Нет. Коричневый слишком темный. Это же бал, а не…

– Мы не одеваемся в темное на похоронах. Мы носим…

– В самом деле? Как интересно. Почему вы…

– Это считается оскорбительным для…

– Мертвым все равно, Сарабиан. Они уже принадлежатдругому миру.

– Можешь ты понять, о чем они говорят? – спросилаЭлана у Спархока.

– Более или менее. Они думают об одном и том же, такчто им нет нужды договаривать фразы. Император Сарабиан радостно рассмеялся.

– Ваше королевское высочество, – сказал ондевочке, сидевшей у него на коленях, – вы самый лучший собеседник из всех,кого я знаю.

– Благодарю, ваше императорское величество, –ответила она. – Вы тоже, знаете ли, неплохи.

– Даная! – резко сказала Элана.

– Да ладно, мама. Мы с Сарабианом уже привыкли друг кдругу.

– Могу ли я надеяться… – задумчиво начал Сарабиан.

– Боюсь, что нет, ваше величество, – ответилаДаная. – Не хочу показаться непочтительной, но наследный принц для меняслишком молод. Когда жена старше мужа, люди неизбежно начинают сплетничать. Он,конечно, очень славный малыш, но я уже решила, за кого я…

– Уже? В таком-то нежном возрасте?

– Это помогает избежать недоразумений в будущем. Когдадевушки достигают брачного возраста, они обычно глупеют. Лучше уж решить всезаранее, когда еще можешь соображать, – верно, мама? – Эланапокраснела до кончиков ушей. – Моя мама начала готовить западню для отца,когда была примерно моих лет, – пояснила Даная тамульскому императору.

– Это правда, Элана? – спросил Сарабиан.

– В общем, да, но не стоит говорить об этом вслух.