Единственный выход для него — быть тише воды,ниже травы, и сделать все возможное, чтобы не допустить названных нами людей кскамье присяжных.

— У меня есть ещё кое-кто на примете, — говорюя. — Давай часов до десяти поохотимся, а потом встретимся в конторе. Лады?

— Лады, — усталым голосом отвечает Дек,актерское мастерство которого растет с каждой минутой.

Мы вешаем трубки, и четверть часа спустязвонит мой телефон. Смутно знакомый голос произносит:

— Могу я поговорить с Руди Бейлором?

— Я у телефона.

— Это Билли Портер. Сегодня вы заезжали в нашмагазин.

Билли Портер — белый мужчина, который ходит наслужбу в галстуке и занимает пост менеджера в одном из магазинов «Вестерн авто»[9]. По нашей десятибалльной шкале он едва тянет на единицу. Он нам ни за какиековрижки не нужен.

— Да, мистер Портер, спасибо, что позвонили.

На самом деле это Мясник. Он согласилсяпоучаствовать в нашем розыгрыше. Рядом с ним Дек; они сейчас, должно быть,прижимаются друг к другу в тесной будке, пытаясь согреться. Мясник, расчетливыйпрофессионал, уже побывал в магазине «Вестерн авто» и посоветовался с Портеромнасчет зимних покрышек. Он старательно имитирует его интонации. Больше ониникогда не встретятся.

— Что вы от меня хотели? — ворчливо спрашиваетБилли-Мясник. Мы уговорились, чтобы поначалу он держался поершистей, но быстрооттаял.

— Видите ли, я хотел поговорить с вами осудебном процессе. Вам должны были прислать повестку. Я адвокат одной изсторон.

— А… это не противозаконно?

— Нет, все нормально, но только лучше никомуне говорите. Дело в том, что я представляю женщину, сына которой угробиластрахования компания «Прекрасный дар жизни».

— Угробила?

— Ну да. Парнишке требовалась срочнаяоперация, а эти мерзавцы отказали ему в деньгах на лечение лейкемии. Три месяцаспустя он скончался. Мы подали иск. Мы очень рассчитываем на вашу поддержку,мистер Портер.

— Да, ужасный случай.

— Самый трагичный за всю мою практику, мистерПортер, а я их немало перевидал. На этом «Прекрасном даре жизни» пробы негдеставить, извиняюсь за выражение. Они уже предложили двести тысяч баксов отступных,но мы хотим взгреть их по-настоящему. Мы хотим добиться компенсации ущерба вогромных размерах, и для этого нам нужна ваша помощь.

— А вы уверены, что меня изберут? Мневообще-то нежелательно работу пропускать.

— Мы должны выбрать двенадцать человекпримерно из семидесяти — вот пока все, что могу вам сказать. Пожалуйста,помогите нам.

— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Нотолько слепым орудием ни в чьих руках я быть не желаю — зарубите это себе наносу.

— Да, сэр. Спасибо.

* * *

Дек возвращается в контору, и мы съедаем посандвичу. Еще дважды затем он отлучается и звонит мне из автомата. Мыподбрасываем в топку ещё несколько имен людей, с которыми якобы говорили, икоторым теперь не терпится наказать «Прекрасный дар жизни» за совершенноезлодеяние. Мы усердно стараемся создать у наших слушателей полное впечатление,будто мы только и делаем, что обиваем пороги возможных членов жюри, нарушая всемыслимые каноны профессиональной этики. И эта мышиная возня, за которую менядолжны бы на всю оставшуюся жизнь отлучить от адвокатской деятельности,происходит накануне того самого дня, когда все получившие повестку кандидатыдолжны впервые появиться в зале суда!

Из шестидесяти с лишним людей, которыепреодолели бы первое отборочное сито, мы ухитрились набросить тень сомнения надобрую треть. Причем в это число попали почти все из тех, кого мы больше всегоопасались.

Держу пари, что этой ночью Лео Драммонд несомкнет глаз.

Первые впечатления зачастую играют решающуюроль. Кандидаты в присяжные собираются в зале от половины девятого до девятиутра. Они нервно минуют деревянные двустворчатые двери, потом робко шаркают попроходу, озираясь по сторонам и едва ли не с трепетом рассматривая непривычную обстановку.Для большинства из них это первое посещение зала суда. Мы с Дот сидим вдвоембок о бок за нашим столом, глядя, как заполняются людьми обитые мягкой тканьюскамьи со спинками. Судейское место у нас за спинами. Передо мной на столе одинлишь блокнот и больше ничего. Дек устраивается на стуле возле барьера, закотором рассаживаются кандидаты в присяжные. Мы с Дот перешептываемся, япытаюсь улыбаться. Я отчаянно храбрюсь, но все поджилки трясутся, а подложечкой неприятно сосет.

За столом защиты через проход от нас —обстановка совершенно противоположная. Там восседают пятеро закованных в черноелюдей с каменными физиономиями, а стол полностью загроможден какими-тобумагами.

Я разыгрываю карту «Давид против Голиафа», иигра уже начинается. Будущим присяжным первым делом бросается в глаза, чтопротивник во много раз превосходит нас числом, амуницией и богатством. Этабедняжка, моя клиентка, что испуганно жмется ко мне — такая хрупкая ибеззащитная! Куда нам тягаться с этими напыщенными толстосумами!

Только теперь, когда сроки предоставлениядокументов суду истекли, я окончательно убедился в том, насколько ни к чемубыло «Трень-Брень» отряжать целых пятерых своих адвокатов на защиту«Прекрасного дара». Причем — далеко не худших. Просто удивительно, неужели самДраммонд не понимает, насколько неблагоприятное впечатление производит ихкоманда на будущих присяжных? Наверняка у его клиента совесть нечиста, кольскоро защищать его от одного-единственного меня собирается целая армия!

Сегодня утром ни Драммонд, ни его лизоблюды сомной не разговаривают. Мы, правда, носом к носу не сталкиваемся, нопрезрительные взгляды и брезгливые усмешки недвусмысленно говорят мне: этичестные и благородные люди возмущены моим недостойным поведением. Попыткойзакулисных переговоров с присяжными. Драммондовцы настолько шокированы, что незнают, как со мной быть. После прямого воровства из кармана клиента, попыткасговора с кандидатами в присяжными — должно быть, самый смертный грех, которыйспособен совершить адвокат. Сродни тому, чтобы установить подслушивающееустройство в телефонный аппарат противника. Вот почему мне смешно читать на ихпостных рожах праведное возмущение.