с цветами. В результате его прогулки цветок, с которым говорил Орикс, остался в гордом одиночестве в углу балкона. Орикс тоже вскоре оказался на балконе. Он прошёлся пару раз вдоль балкона, а потом как бы невзначай оказался около облюбованного им цветка.

— Ты самый красивый, — тихо сказал Орикс.

— Не старайся. Я знаю. Молчи и слушай, — цветок говорил очень быстро. — Эльфы невероятно хитры. Сейчас они воюют с другими эльфами. Они попросят тебя помочь. Соглашайся. Но вы ни в коем случае не должны уничтожить врагов. Они воюют всю жизнь. Но как только кто-то из них одержит окончательную победу, погибнут все. Они две стороны одной медали. Две ипостаси одного целого. Больше пока не могу ничего сказать. Сейчас идите все спать. Когда придёт Ильгард, вы должны спать или очень хорошо притворяться, но лучше усните. Пока вам ничего не угрожает.

Сумерки сгустились. Цветок закрылся. Орикс ещё постоял немного, наблюдая за движением разноцветных огоньков внизу и на соседних деревьях. Он знал, что и Ори, и Пёс всё слышали. Но они не посылали ему никаких мысленных сигналов. Конечно, всё, что сказал цветок, могло быть и ложной информацией. Но что-то говорило ему, что он сейчас общался не с эльфами. Это было нечто другое. Но что? Он демонстративно зевнул, уверенный, что за ним наблюдают, потянулся и медленно пошёл в свою комнату. Его люлька была увита мелкими сиреневыми цветами, источающими изысканный аромат. Орикс с удовольствием устроился на ночлег. Свою сумку он положил себе под бок. Когда пришёл Ильгард, он уже засыпал. Возможно, поэтому не слышал шагов, только голос.

— Смотри, они все спят. Словно дети. Может быть, у них и в самом деле совесть чиста. Что ты об этом думаешь?

— Не будем делать поспешных выводов, — тихо ответил Ильгард.

Первый голос был незнаком. Орикс не открывал глаз, но посмотрел. Это была женщина. Она вздрогнула. Орикс перестал экспериментировать и сонно повернулся к ним. Когда он открыл глаза, в комнате не было никого. Ну что ж! Опыт того стоил. Нужно быть ещё осторожнее.

Утром их пригласили на аудиенцию. Хозяев было двое: он и она.

— Приветствуем вас, пришельцы! Знакомьтесь, моя жена и соратница Лильгрид.

Они поклонились и снова представились.

— А вы не хотите отпустить собаку погулять? — спросила Лильгрид.

— Пёс наш друг и соратник, — невинно сказал Орикс. — Нас трое.

Лильгрид усмехнулась.

— Значит, вы те, за кого себя выдаёте. Зачем пожаловали? — она в упор смотрела на Орикса.

Он не стал выставлять внешнюю защиту. Он ещё вчера понял: она умеет видеть.

— Мы хотим у вас поучиться. И нам нечего скрывать. Мы хотим научиться вдыхать жизнь в мёртвые предметы.

— Поэтому в качестве пропуска вы предъявили каменный цветок? А ведь у вас есть живой, который мы подарили юному богу, — Ильгард начал разговор без предисловий.

Было понятно, что у него мало времени.

— Да. Это правда. Живой цветок тоже есть. Но нам нужен ещё один.

— Мы можем вам подарить ещё один живой цветок.

— Мы не лжецы! — возмутился Орикс. — Моя задача — сдать экзамен, а не обмануть экзаменаторов.

— Значит, вы хотите оживить каменный цветок? Я правильно вас понял?

— Не совсем. Я должен научиться это делать, — ответил Орикс. — Эльфы искусные мастера, и кроме них никто меня, вернее, нас не сможет этому научить.

— Твоя скромность и честность делают тебе честь. Но, увы! Сейчас это невозможно.

— Почему? — удивился Орикс.

— Наши мастерские захвачены врагами. У нас война. И наши враги сейчас сильнее нас. Ещё немного, и они нас победят. И тогда во всём Мироздании больше не останется эльфов-искусников.

— А кто ваши враги?

Ильгард посмотрел на Лильгрид. Она кивнула.

— Они тоже эльфы.

— А за что вы воюете? — в голосе Орикса не было никакого любопытства, только интерес вежливого собеседника.

— Это очень сложно. Эльфы могут жить вечно, но они смертны. Эльф может погибнуть в бою или от несчастного случая, или ещё по какой-нибудь причине. Но воспроизведение невозможно. В обоих кланах все родственники. Мы воюем за живых пленников. Но даже это сейчас не решает проблемы. За многие тысячелетия мы все становимся родственниками. Поэтому война длится до тех пор, пока какой-нибудь из сторон не попадёт хоть один эльф, имеющий другой набор генов. И в этой борьбе гибнут многие. Мирно вопрос мы решить не можем. Добровольно никто не хочет идти в другой клан.

— Я всё равно ничего не понимаю. Если вы умеете из неживого делать живое, то в чём проблема?

Ильгард опустил голову и молчал. Орикс взглянул на Лильгрид. Она долго смотрела ему в глаза, потом сказала.

— Нужно говорить правду, если мы хотим спасти Ольдонию и то, ради чего мы сейчас собрались здесь. Это было очень давно. Наш род покидал Схемру последним. Мы должны были взять с собой альвов. Но они были далеко, а смерть рядом. И мы ушли. Мы знали, что можем жить вечно и не думали о том, что будет когда-то потом, и мы спасали себя. Мы попали в мир, о котором можно было только мечтать. На первых порах всё было прекрасно. Вы уже видели всё, что мы создали. Но мир этот живёт своей жизнью. А нам приходится стоять на страже тайны этого мира. Мы первоэльфы. И для поддержания нашей популяции нам нужны альвы. Наши враги обвиняют нас ещё и в этом, хотя они уходили раньше нас, и у них ещё оставалось время, чтобы взять альвов.

— Теперь нам это понятно, — Орикс по-прежнему один участвовал в беседе. Пёс и Ори молчали. — Но если у вас одна беда, то почему вам всё-таки не объединиться?

— Это очень трудно объяснить. Почему одна рука не может делать то, что делает другая? Мы воины и умельцы. Они возделывают почву и ухаживают за животными. И тот, кого судьба забросила в другой клан, становится неполноценным членом общества: ему, там или тут, нечего делать. Лучшее, что он может — это дать несколько потомков. Но, как правило, это один или два, потому что для жизни нужна радость. А она умирает, когда ты никому не нужен. И каждый предпочитает смерть в бою такой ужасной жизни в плену. Это первое. А второе объяснить ещё сложнее. Вам когда-нибудь приходилось что-то трудно и в деталях обдумывать?

Орикс кивнул.

— Так вот. Вы выстраиваете чёткую картину того, как вы будете действовать. А когда начинаете делать или говорить, то делаете или говорите совсем не то, что вы задумали. И не потому, что вам кто-то или что-то мешает. Так устроен ваш