Милли произвела подсчеты.

— Общая сумма составляет три миллиарда пятьсотшестьдесят девять миллионов. Делим на десять, получаем среднюю цифру — тристапятьдесят шесть миллионов девятьсот тысяч, — сообщила она.

Еще несколько секунд она возилась с нулями.Лонни вскочил и подошел к столу.

— Вы все сошли с ума, — сказал он достаточногромко, чтобы быть услышанным, и, хлопнув дверью, вышел.

— Нет, я не могу! — воскликнула явнопотрясенная миссис Глэдис Кард. — Я живу на пенсию, понимаете? Это хорошаяпенсия, но осознать такие цифры мне не под силу.

— Это реальные цифры, — заметил Николас. — Насчету у компании восемьсот миллионов, а в акциях — более миллиарда. Расходы намедицинское обслуживание, непосредственно связанное с лечением курильщиков,составили в прошлом году по стране шесть миллиардов, и эта цифра растет год отгода. Прибыль четырех крупнейших табачных компаний за прошлый год равна почтишестнадцати миллиардам. И эта цифра тоже имеет тенденцию к росту. Вы полагаете,что наш приговор чрезмерен? Что ж, эти ребята лишь посмеются над каким-нибудьпятимиллионным вердиктом. Они и пальцем не пошевельнут, чтобы что-нибудьизменить, будут делать все, как прежде. Так же подлавливать своей рекламойдетей. Так же лгать конгрессу. Все останется по-старому, если мы их неостановим. Рикки, опершись на локти, наклонилась вперед и через стол посмотрелана миссис Кард:

— Если вы не можете, тогда выйдите иприсоединитесь к тем двоим.

— Не надо меня поддевать.

— Я вас не поддеваю. Такое решение требуетмужества, понимаете? Николас прав. Если мы не дадим им пощечину и не поставимна колени, ничего не изменится. Это люди без совести.

Миссис Глэдис Кард нервничала и тряслась,казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Прошу прощения. Я хотела бы помочь, нопросто не могу.

— Все в порядке, миссис Кард, — попыталсяуспокоить ее Николас. Бедная дама обезумела и нуждалась в дружеской поддержке.Все будет в порядке, если удастся сохранить девять голосов. Нельзя расслабляться,он не может позволить себе потерять ни одного голоса.

Наступила тишина, все ждали, присоединится лик ним миссис Кард или отколется. Она глубоко вздохнула, подняла голову и нашласилы взять себя в руки.

— Можно мне задать вопрос? — спросила Энджел,глядя на Николаса, словно теперь он был единственным источником мудрости.

— Разумеется, — ответил тот, пожимая плечами.

— Что произойдет с табачными компаниями, еслимы вынесем тот суровый вердикт, о котором говорили?

— С юридической, экономической илиполитической точек зрения?

— Со всех.

Он ненадолго задумался и с готовностьюответил:

— Для начала в их рядах начнется паника.Пойдут круги. Исполнительная власть этих компаний забеспокоится: что последуетдальше? Они залягут на дно и станут ждать, обрушатся ли на них новые иски. Импридется пересмотреть свою рекламную политику. Они не обанкротятся, по крайнеймере в ближайшем будущем, потому что у них слишком много денег, даже обратятсяв конгресс с требованием принять специальные законы, но, полагаю, Вашингтонбудет становиться все менее и менее благосклонным к ним. Короче, Энджел, этаотрасль индустрии уже никогда не станет снова такой, какой была до сих пор,если мы сделаем то, что должны сделать.

— Будем надеяться, что когда-нибудь сигаретызапретят вовсе, — добавила Рикки.

— Или так, или компании ослабеют в финансовомплане настолько, что не смогут поддерживать производство, — заключил Николас.

— А что будет с нами? — спросила Энджел. — Яимею в виду, не грозит ли нам опасность? Вы ведь сказали, что эти люди следилиза нами еще до начала процесса.

— Нет, мы будем в безопасности, — успокоил ееНиколас. — Они ничего не могут нам сделать. Как я уже говорил, через неделю онии имен-то наших не вспомнят. Но приговор будут помнить все.

Филип Сейвелл вернулся и сел на место.

— Ну, Робин Гуды, что решили? — спросил он.Николас пропустил его издевку мимо ушей.

— Итак, если мы хотим сегодня уйти домой,нужно определить сумму возмещения ущерба, — сказал он.

— Я думала, мы уже решили, — удивилась Рикки.

— У нас есть хотя бы девять голосов? — спросилпредседатель.

— Можно ли поинтересоваться, за какую суммуони должны будут проголосовать? — насмешливо спросил Сейвелл.

— Триста пятьдесят миллионов с небольшим, —ответила Рикки.

— Ах вот оно что! Старая теорияперераспределения собственности. Странно, ребята, вы не похожи на кружокмарксистов.

— Есть идея, — сказал Джерри. — Давайтеокруглим сумму до четырехсот миллионов, это как раз половина их наличности.Глядишь, не разорятся — придется, правда, подтянуть потуже пояса, добавитьникотинчику в сигаретки, поймать в сети еще немного ребятишек, и — оп-ля! —через пару лет они вернут все свои денежки.

— Так здесь происходит аукцион? — спросилСейвелл. Никто ему не ответил.

— Давайте так и сделаем, — согласилась Рикки.

— Посчитаем голоса, — предложил Николас, идевять рук поднялись вверх. Он персонально опросил каждого из восьмерых,согласен ли тот с вердиктом, требующим возмещения материального ущерба вразмере двух миллионов долларов и морального — в размере четырехсот миллионов,и занес имена в протокол. Всё сказали “да”. Он заполнил остальные графы ипопросил каждого расписаться.

После долгого отсутствия вернулся Лонни.Николас обратился к нему:

— Мы вынесли вердикт, Лонни.

— Что вы говорите? Какая неожиданность! Исколько же отвалили?

— Четыреста два миллиона, — сказал Сейвелл. —Плюс-минус несколько миллионов.

Лонни перевел взгляд с Сейвелла на Николаса.

— Шутите? — произнес он едва слышно.

— Ничуть, — подтвердил Николас. — Это правда.И у нас девять голосов. Хотите присоединиться?

— Идите вы к черту!

— Невероятно, правда? — сказал Сейвелл. — Ипредставляете себе, мы все станем знаменитыми.

— Это неслыханно, — простонал Лонни,прислонясь к стене.