Первым классом они долетели до Майами и,подождав два часа, пересели на самолет до Амстердама. В самолете по телевизорупоказывали только новости Си-эн-эн и Финансового канала. Они с интересомнаблюдали, как в Билокси пытались скрыть обстоятельства, связанные с вынесениемвердикта, и как на Уолл-стрит все ходило ходуном. На экране то и дело мелькалиэксперты. Профессора-юристы делали смелые предсказания относительно будущихсудебных процессов против табачных компаний. Аналитики биржевого рынкавыдвигали кучи предположений, причем каждое последующее противоречилопредыдущему. Судья Харкин отказывался от комментариев. Кейбла нигде не моглинайти. Pop в конце концов вышел на публику и приписал себе честь одержаннойпобеды. О существовании Рэнкина Фитча никто не догадывался, и это расстраивалоМарли, потому что ей очень хотелось увидеть его искаженную злобой физиономию.

Оглядываясь назад, можно было сказать, что онавсе идеально рассчитала. Вскоре после потрясения рынок стабилизировался, кконцу дня акции “Пинекса” прочно остановились на отметке сорок пять.

Из Амстердама они перелетели в Женеву, где намесяц сняли люкс в отеле.

Фитч покинул Билокси через три дня послевынесения вердикта. Он вернулся домой, в Арлингтон, к своей рутиннойвашингтонской работе. Хотя его будущее в качестве директора Фонда было теперьпод сомнением, у его маленькой фирмы оставалось множество работы, не связаннойс табачными компаниями. Впрочем, эта работа и близко не могла сравниться поуровню оплаты с работой в Фонде.

Через неделю после печальных событий онвстретился в Нью-Йорке с Лютером Вандемиером и Д. Мартином Дженклом и рассказалим во всех подробностях о сделке с Марли. Встреча была не слишком приятной.

Он обсудил также с группой беззастенчивыхнью-йоркских адвокатов, как лучше подготовить апелляцию. Обстоятельстваскоропалительного исчезновения Истера давали достаточно оснований для подозрений.Херман Граймз согласился обнародовать медицинское заключение о своей болезни.Никаких подтверждений того, что сердечный приступ мог быть следствием общегосостояния его здоровья, найдено не было. До того злополучного утра он былабсолютно здоров и бодр. Граймз припомнил, что кофе в тот день имел странныйпривкус и что, выпив его, он тут же свалился на пол. Отставной полковник ФрэнкХеррера уже дал показания под присягой и поклялся, что найденные под егокроватью несанкционированные печатные издания он сам туда не клал, апосетителей у него не было. “Магнат” в окрестностях мотеля не продавался. Скаждым днем обстоятельства вынесения вердикта обрастали все большим количествомтайн.

Нью-йоркские адвокаты ничего не знали о сделкес Марли и не должны были узнать никогда.

Кейбл подготовил и собирался в ближайшее времявнести запрос о разрешении снять показания с присяжных. Судье Харкину эта идеяочень нравилась. Как иначе можно узнать, что же происходило за закрытой дверьюкомнаты присяжных? Лонни Шейвер особенно сгорал от нетерпения все выложить. Онполучил новое назначение и был готов всеми средствами защищать корпоративнуюАмерику.

Постсудебные перспективы внушали надежду, хотяпроцесс апелляции обещал быть долгим и бурным.

Что же до Рора и группы адвокатов,финансировавших дело вдовы Вуд, то предстоящие события открывали перед нимимассу возможностей. Они создали специальный штаб, который принимал потокпредложений от других адвокатов и потенциальных истцов. Их былозарегистрировано уже около восьмисот. Рассматривался вопрос об организацииобщественных акций.

Уолл-стрит выказывал большую благосклонность кРору, нежели к табачной индустрии. В течение нескольких недель после окончаниясуда акции “Пинекса” никак не могли подняться выше отметки “50”, акцииостальных трех компаний упали не менее чем на двадцать процентов. Противникикурения предсказывали банкротство и дальнейшую неизбежную гибель табачнойиндустрии.

Спустя полтора месяца после отъезда из БилоксиФитч обедал в маленькой индийской закусочной неподалеку от Дюпон-серкл. Не снявпальто, так как на улице шел снег и в помещений было холодно, он сидел,склонившись над тарелкой острого супа с приправами.

Она материализовалась из ниоткуда, простовозникла в воздухе, словно ангел, так же, как когда-то, более двух месяцевназад, в Новом Орлеане в ресторане на крыше отеля “Сент-Реджис”.

— Привет, Фитч, — сказала она, и он уронилложку.

Обведя диким взглядом темный ресторанный зал,он не увидел никого, кроме склонившихся над дымящимися тарелками индийцев. Врадиусе сорока футов не слышалось ни одного английского слова.

— Что вы здесь делаете? — спросил он, почти неразжимая губ. Ее лицо утопало в меховом воротнике. Он вспомнил, какойхорошенькой она ему показалась тогда. Сейчас волосы у нее были подстрижены ещекороче.

— Просто забежала поздороваться.

— Ну поздоровались.

— Деньги сейчас, в этот самый момент, когда мыс вами разговариваем, возвращаются к вам. Я перевела их обратно в “Хэнва-банк”на ваш счет, это на Нидерландских Антилах, помните? Все десять миллионов, Фитч.

Он не нашелся, что ответить, — лишь смотрел насимпатичное лицо единственного в мире человека, которому удалось обвести еговокруг пальца. А она молчала, заставляя его теряться в догадках.

— Как мило с вашей стороны, — наконец сказалон.

— Знаете, я хотела было пожертвовать их наодну из антитабачных кампаний, но потом мы передумали.

— Мы? Как поживает Николас?

— Уверена, что вы скучаете по нему.

— Страшно скучаю.

— У него все отлично.

— Значит, вы вместе?

— Разумеется.

— А я думал, может, вы взяли деньги и сбежалиото всех, в том числе и от него.

— Да будет вам, Фитч.

— Мне не нужны ваши деньги.

— Отлично, пожертвуйте их Американскойассоциации борьбы с легочными заболеваниями.

— Она не входит в сферу моейблаготворительности. А почему вы возвращаете деньги?

— Они мне не принадлежат.

— Значит, вам не чужды этические и моральныепринципы, может, вы и в Бога верите?

— Оставьте ваши назидания, Фитч. В ваших устахони звучат весьма фальшиво. Я и не собиралась присваивать эти деньги. Я взялаих лишь в долг.

— Если для этого вы все равно лгали имошенничали, почему было просто не украсть их?