В ответ послышался треск и стук. Ося возился со сломаннойкойкой.

– Я глупости и бред обсуждать не желаю, – произнес онсмешным ломающимся фальцетом, – вот, пожалуйста, носилки. До автомобилядонесем.

– Если хочешь знать, ты, Павел, и так уже покойник, – сказалПотапенко, – ты убит под Перекопом. Твое имя в списках погибших. Я никакогоопровержения давать не стал. Когда ты попал ко мне, я не верил, что вытащутебя, да и сглазить боялся. А потом уж было не до опровержений. Ты, Павел,оказался последним, кого прооперировали в этом замечательном, но уже несуществующем госпитале.

– Мы были уверены, что вас давно погрузили на корабль, –сказала Наталья Владимировна, – это счастье, что Ося догадался по дороге в портзаглянуть в госпиталь, на всякий случай проверить.

– Ну, допустим, я бы Павла тут не оставил, – Потапенкопокраснел и смущенно откашлялся, – после операции прошло всего трое суток, всеравно его нельзя было раньше трогать, переносить. Оська, не смотри на меня так.Да, я выпил. А кто теперь не пьет? Если бы не я, вы бы вообще не знали, чтоПавел жив, что он здесь. И не выжил бы он без меня. Ладно, некогдаразговаривать. Давай, Оська, бери за ноги, я за плечи. Перекладываем спокойно,без резких движений. Наталья Владимировна, вы голову поддерживайте. Ну, взяли.

Нести полковника на дощатом остове койки было страшнонеудобно. Когда спускались по лестнице, чуть не уронили. Рана под повязкамиопять стала кровоточить.

– Ничего, – сказал Потапенко, – перевяжем на судне.

Полковника, завернутого в одеяло, кое-как усадили на заднеесиденье маленького открытого автомобиля. Ося и Потапенко втиснулись по бокам,Наталья Владимировна села впереди, рядом с шофером.

Дул мягкий теплый ветер, светило солнце. Город казалсяпустым, заброшенным. Основная масса беженцев уже погрузилась на корабли.

Исход белой армии с Юга России начался страшным хаосом вНовороссийске, где к марту 1920-го скопились тысячи несчастных, голодных,тифозных, запуганных людей. Бежали в панике от наступающей конницы Буденноговсе равно куда. За границу, на спешно отплывающих судах союзников. В Крым, напоследний клочок русской земли, свободный от красных. Тогда еще оставаласьнадежда, что Турецкий вал на Перекопском перешейке неприступен и красные ни зачто не смогут взять полуостров.

Барон Врангель, последний командующий русской армии, пыталсявосстановить военную дисциплину и наладить жизнь гражданского населения – околочетырехсот тысяч беженцев со всей России, которые наводнили маленькийполуостров. Помощи союзников больше не было. Еще в ноябре 1919-го Ллойд Джорджзаявил, что большевизм нельзя победить силой оружия и следует изыскивать иныеметоды. Британия не может позволить себе продолжать такую дорогостоящуюинтервенцию в бесконечной Гражданской войне. Позже премьер-министр пояснил, чтоБританская империя вовсе не заинтересована в благоприятном исходе борьбыДеникина и Колчака за воссоединенную Россию и в случае победы белых британцыполучат постоянный источник опасности в виде огромной, гигантской,колоссальной, растущей России, сползающей, подобно леднику, в сторону Персии,границ Афганистана и Индии.

Крым продержался пять месяцев. Но к середине октября ударилинебывалые двадцатиградусные морозы, болотистый соленый Сиваш покрылся крепкимльдом. Красные войска под командованием Фрунзе штурмовали Перекоп.

Теперь все было кончено. Остатки боеспособных войск ещенесколько дней держали оборону, не пускали красных. Ноябрьская эвакуация изкрымских портов, из Севастополя, Керчи, Феодосии, Ялты, проходила спокойно иорганизованно. Паники и хаоса не было. Генерал Врангель все продумал иподготовил заранее.

Морозы отступили. Светило мягкое солнце. Ялту продувалнасквозь ветер, прохладный и сильный, но на море был штиль. Несколько днейподряд к пристани шли пешком люди, тянулись подводы, обозы, экипажи, медленнотащились автомобили, груженные узлами, чемоданами, корзинами. В городезаколачивали витрины магазинов, закрывали последние лавки и кафе. Каждый, ктохотел покинуть Россию, имел возможность получить место на одном из кораблей. Повсем портовым городам были развешены листовки.

«ПРИКАЗ

Правителя Юга России

и Главнокомандующего Русской армией.

Севастополь, 29 октября 1920 года.

Русские люди! Оставшись одна в борьбе с насильниками,Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, гдесуществует право и правда.

В сознании лежащей на мне ответственности я обязанзаблаговременно предвидеть все случайности.

По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке насуда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, – семейвоеннослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и отдельных лиц,которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку. Необходимые для эвакуации суда стоятв полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Длявыполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах силчеловеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственнойказны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.

Да ниспошлет Господь всем силы и разум одолеть и пережитьрусское лихолетье.

Генерал Врангель».

В порту нашлись носилки. Полковника Данилова внесли по трапуна борт парохода «Константин». Там, в тесной каюте Натальи Владимировны и Оси,доктор Потапенко сразу стал снимать повязки и осматривать открывшуюся рану.

– Ты, Павел, учти, я поклялся: если ты выживешь, я брошупить. Когда тебя принесли, было ясно: спасти тебя может только гений, вродеМихаила Владимировича. Но я справился, я тебя спас. Стало быть, я гений. Апропивать свою гениальность – смертный грех, вроде самоубийства. У меня и такгрехов довольно. Вот доплывем до земли обетованной, выпью там последнюю,забугорную, и конец. Аскетическая трезвость на всю оставшуюся жизнь, – говорилПотапенко.

Голос доктора сливался с плеском воды, гулом ветра, крикамичаек. Данилов привык к боли, она не оставляла его ни на минуту, туманилаголову, глушила звуки, путала мысли и лишь иногда слегка притуплялась благодаряморфию. Тогда он засыпал, ему снились Таня и маленький Миша. Он не видел ихбольше двух лет. На войне время летело страшно быстро. А теперь вдруг потекломедленно или вообще остановилось.

Он был ранен в бою у Чонгарского моста. Чудом попал всанитарный фургон, потом в ялтинский госпиталь. Шинель вместе с документамиукрали мародеры. Он был без сознания. Госпиталь готовился к эвакуации. Тяжелораненного, обмороженного полковника Данилова сочли безнадежным.