Мир за окном сходил с ума. Пенился океан, рыба всплывала на поверхность. Тучи опустились так низко, что казалось, будто их можно было схватить руками. Холод пополз по итальянской долине. Все готовилось к концу. А Вильгельм, собрав последние силы, прошептал:

– Полетели. Больше тут делать нечего.

Книга третья

На острове Наплектикуса шумел водопад. Его дом окнами выходил на океан, а кабинет проектировал Космос в нишу над кроватью. Каждый вечер видел Наплектикус корабли, проплывавшие во Вселенной, считал потухшие мертвые звезды и вспоминал прошлую жизнь.

Наплектикус сидел за столом, проверял жизнь на двенадцати материках и островах через маленькие экраны, устранял любую беду и угрозу, стоило ей появиться в окошечке. Мир его был зелен, наводнен влагой и жив. Множество жизней, которым не было счета, сотрясали своим топотом его Мир, ставшим единственным Оазисом среди мертвой Космической Пустоты.

В дверь постучали, и Наплектикус отвлекся. На улице увидел он одного из своих учеников, приехавшего с докладом. Наплектикус принял его в кабинете.

– Что происходит на твоем материке, друг мой? – спросил Наплектикус, видя сомнение в лице ученика. Непонятен ему был его визит. Наплектикус не мог знать, что за трагедия разворачивалась в эти секунды.

– Я видел смерть, мой Почитатель. Я держал ее в руках, но не мог отпустить. Все казалось мне, что в прахе этом появится новый росток, что будет он сильнее предыдущего, что станет он началом нового, – ответил ученик, чуть помолчав. Он не спускал глаз с экранов, на которых кипела жизнь – зеленели леса, существа, населявшие Мир, радовались новому дню или наступлению ночи. В глазах его крылось сомнение – насколько важна жизнь, если она оканчивается смертью?

Наплектикус увидел огонь раздора в глазах ученика. Положил руку ему на плечо, чуть сжал. Ученик посмотрел на Наплектикуса, но ничего не сказал.

– Смерть – редкое явление. Мы не должны давать ей случаться, а если и допускать ее появление, делать так, чтобы смерть уходила как можно быстрее. Смерть забирает блеск глаз. Смерть останавливает время, а мы должны делать так, чтобы время тянулось вечно.

– Но она может дать свет другой жизни! Из праха возрождается росток! – возразил ученик. Руки его дрожали. Наплектикус усадил его в кресло.

– Быть может, когда-то мы узнаем об этом, но сейчас, друг мой, наша обязанность – не допускать смерти. Прославлять жизнь и продлевать ее для Мира нашего, быть для него часами, на которых никогда не сменится время. Быть с ним, когда он начнет рассыпаться, – проговорил Наплектикус и отвернулся к окну. Говорить о смерти он не любил, смерть не признавал и старался как можно реже думать о ней. Смерть встречалась в его Мире, но проходила быстро, так, чтобы не побеспокоить Создателя.

Ученик долго сидел в тишине, слегка покачиваясь в кресле. Постоянно бросал косые взгляд на экраны, где не было ни единой опухоли, ни одной черной метки. Вся идеальность, бывшая такой желанной, сейчас казалась ему фальшивой. Если есть смерть – то зачем нужна жизнь? Может, смерть – это логический конец? Защита, щит, отделявший Мир образцов от Мира их, Мира бесконечности, Мира великих созданий, которым никогда не должно быть равных.

Ученик поднялся с места, подошел к двери. Застегнул сандалии, поправил мантию. Мантией наградила его Родина, равной которой быть не должно. Наплектикус не понимал этого. Наплектикус хотел создать Мир, подобный их Миру. Но это невозможно. Ничто не должно быть похожим на их Мир.

– Почитатель мой, возьми этот подарок от существ твоих и от меня, – сказал ученик, уже покинув дом, переступив его порог. Из кармана он достал сверток, аккуратно завязанный на узелок. – Открой его, когда никого рядом не будет. Пусть лишь ты сможешь насладиться их дарами.

Наплектикус кивнул, улыбнулся ученику. Тот виновато опустил голову, но в глазах его была лишь пугающая решительность. Смерть – это черта, которая отделяет их Мир от Мира образцов. Их великие существа не знают смерти. Их не пугает вечность. Они и есть вечность.

Ближе к ночи, сидя перед экранами, Наплектикус достал сверток, развернул. В нем лежала роза, кроваво-красная, будто сотканная из самой прочной плазмы. Почитатель провел пальцем по ее лепесткам, вдохнул аромат. Его потянуло в сон. Липкими лапами аромат схватил Почитателя за горло, утащил во тьму.

На экране появилась первая черная метка, обагрившая землю Почитателя цветом смерти. Мир начал обращаться в прах, а Наплектикус лежал на полу в безволии.

Так в Мире появилась вездесущая смерть.

Глава тридцать восьмая

Норрис еле удержал спавшую Катю, чуть не вывалившуюся из его цепкой хватки. Перемещение оказалось не совсем удачным – то ли Норрис намудрил с вычислениями, то ли Вильгельм не слишком прочно закрепил браслеты, но перед глазами все кружилось. Вильгельм, когда смог подняться с пола и выпрямиться, все-таки был доволен. Они оказались в будущем в целости и сохранности. Даже конечности на месте.

Вильгельм «перенес» их на лестничную площадку и даже удивился, что не разнес дом на куски волной энергии. Судя по звукам тихой ругани и громкому храпу, в городе раннее утро. Норрис с недоверием озирался по сторонам, а Вильгельм почувствовал пузырящуюся радость в животе и постучал в дверь. Настойчиво постучал. А потом забил так, словно посчитал дверь барабаном.

– Кому ты? – Зевнул Норрис и обхватил Катю посильнее. Женщина подобно кукле наклонила голову и продолжала спать.

– Помощнику. Он же тут остался.

– Он все-таки живет с тобой в одной… квартире?

– Я же тебе говорил, – усмехнулся Вильгельм.

– Я думал, что ты прикалываешься. А ты не думаешь, что он мог уйти или бросить твое жилище?

– Нуд? Ни за что. Он в супермаркет-то не отойдет сам, карточками не умеет пользоваться.

– В супер что?

– Покажу потом.

После шестого настойчивого постукивания и пары криков соседки, которая грозилась вызвать полицию, за дверью все-таки послышались шаги. Ключ в двери заскрипел, крякнула щеколда, и в дверном проеме появился Нуд, замотанный в салатовый халатик, под которым виднелась розовая пижама. На голове его ночной колпак с помпоном. Он облокотился на стену и, смачно зевнув, протянул одним предложением:

– Здравствуйте, взрослых нет дома, в ближайшие дни не будет, соли нет, сахара тоже, я не шумел, а до душа не достаю, залить вас не мог, дверь вашу не я разрисовал и собаку я вашу не пугал, извините, доброй ночи.

– Как жаль, а я так хотел три пуда соли. – Улыбнулся Вильгельм. Выглядел карлик вполне себе здоровым, а пижама начала еще больше обтягивать живот.

– А