class="p1">Да. Этим, и только этим можно было объяснить ее страх.

Капитан делла верга сказал, что стрелявший серьезно ранен, а теперь простолюдинка Мария Борг разговаривает с хирургом ордена шевалье де Врисом. Поскольку она не блудница, сцена эта столь же невероятна, как если бы с королем заговорила собака.

Разумеется, это не может быть совпадением. В них Сальваго не верил.

Возможно, прямо сейчас в лазарете лежит убийца. Может быть, даже сам член ордена. Вероятных вариантов множество, и не все они умещаются в мотив мести.

Возможно, заговор против Церкви и ее слуг.

Или ересь.

Кучер закончил возиться со сбруей и снова занял свое место.

– Домчимся за пару минут, ваше преосвященство, – извиняющимся голосом произнес он.

Сальваго даже не услышал его. Все мысли викария были заняты задачами, которые ему теперь предстояло решить.

Были специальные люди, ведущие наблюдение, и были люди, которые собирались в полночь, люди, которых приглашали в темные залы в подвале епископского дворца, где они в страхе перешептывались, выдавая тайны в обмен на спасение души.

Когда она появилась у лазарета на следующее утро, Кристиан сразу же вышел поприветствовать ее. В руках он держал яркий холщовый сверток с едой. Обогнув здание лазарета, они устроились на каменном ограждении с видом на бухту. В свертке оказались фрукты и сыр, по качеству превосходящий любой сорт из тех, что она когда-либо приносила в орден.

– Похоже, репутация ордена вполне заслуженна. Я слышала, что пациентов здесь кормят лучшей едой, – сказала она. – Надеюсь, вы не отняли это у какого-нибудь пациента?

– Пока тот спал, – с улыбкой ответил Кристиан. – К тому же он весит уже двадцать стоунов, с него не убудет.

Он поведал отличные новости о Якобусе. Лихорадка, которой они так опасались, обошла пострадавшего стороной. Повязка на груди хорошо держалась.

– Теперь он чаще бывает в сознании, – сказал Кристиан. – Спрашивает о вас.

Даже в полубредовом состоянии Якобус постоянно твердил ее имя с того самого дня, как его поместили в лазарет.

– Как бы мне хотелось его увидеть. Пожалуйста, передайте ему, что я… Передайте ему от меня привет.

– Обязательно передам.

Кристиану вдруг захотелось спросить, кем ей приходится Якобус. Он почти ничего не знал ни о нем, ни о Марии, а ведь он солгал ради нее. Имеет он право узнать чуть больше?

– Почему Якобус это сделал? – спросил он спокойным тоном.

– Что – сделал?

– Я видел решетку, на которую он упал, у самой башни. До сих пор удивляюсь, как ему удалось выжить.

– Не понимаю, о чем вы. – В ее взгляде читалась паника. – Я же вам рассказывала, что случилось.

– Все в порядке. Жандарм уже приходил.

– И вы?..

– Рассказал ему о падении на камни? Да.

Она вздохнула с облегчением:

– Благодарю вас!

Некоторое время она молча ела.

– Если вы все знали, почему сказали так, как я попросила? Почему вы солгали ради меня?

– Справедливый вопрос, на который, боюсь, у меня пока нет ответа. А почему вы попросили меня солгать?

– Потому что он демон, а не священник. Демон в костюме викария. Якобус лишь попытался убить злодея. Он не должен страдать за это.

– Полагаю, среди рыцарей ордена найдется немало тех, кто разделяет такой взгляд на викария, однако мало кто решится стрелять в него, руководствуясь лишь этими соображениями.

– Они не знают его так хорошо, как я. К сожалению, я не могу вам сейчас объяснить. Мне остается лишь молиться о том, чтобы вы и дальше защищали Якобуса и поверили в то, что совершаете благородный поступок.

– Довольно серьезное заявление для того, чтобы просто принять его на веру.

– Да, и гораздо более серьезное, чем то, о чем я имею право у вас просить. Я перед вами в долгу, фра де Врис.

– Ну, учитывая, что я могу закончить свои дни в подземных темницах инквизитора… Как вы думаете, будет не слишком нагло с моей стороны попросить вас звать меня Кристиан?

Она улыбнулась:

– Нет. Спасибо вам, Кристиан де Врис.

Когда она ушла, он еще какое-то время сидел один. Инстинктивно он ей верил. Он немного знал о Сальваго и его прошлом и решил, что до переезда на Мальту викарий подверг гонениям дорогого Якобусу человека, возможно, на Сицилии или в Италии. Кристиан по-прежнему не знал, кем Якобус приходится Марии, и боялся, уж не любовником ли.

Кристиана обеспокоило то, насколько легко он солгал ради нее, и то, насколько красноречиво это говорило о том, как он ею очарован. Он совсем не хотел испытывать свои обеты искушением. Жизнь его была полноценной и богатой, и он не собирался ее усложнять ни с баронессой, ни с простолюдинкой. Наверное, ему стоило сходить в церковь.

Но вместо этого все, чего ему хотелось, – лишь доставлять ей радость, делать ее счастливой. Он бы с удовольствием пригласил ее в лазарет, но это было совершенно невозможно. В больничных палатах могли находиться только больные и те, кто врачевал тело и душу, и…

Разумеется!

Его посетила идея, достойная Бертрана. Это означало нарушить все правила лазарета и ордена. Подобное нарушение, если кто-нибудь его обнаружит, могло иметь далекоидущие последствия. Но Кристиану было все равно, и он знал, что, несмотря на опасность для самой Марии, она пойдет на это. Он уже начал понимать масштаб личности этой женщины.

Кристиан заглянул в перевязочную, где хранились холстины, чтобы взять то, что ему было нужно. А потом вернулся в палату и принялся за работу, ловко орудуя ножом, иглой и хирургической нитью. Шить из ткани оказалось в разы труднее, чем зашивать кожу, однако результатом он остался доволен.

Вечером она с любопытством взглянула на сверток в его руках.

– Вы по-прежнему хотите увидеть его? – спросил Кристиан.

– Конечно! Я думала, это невозможно.

– Способ, честно говоря, рискованный, – признался Кристиан. – Но он единственный. Наденьте вот это и ждите меня здесь в полночь.

Башенные часы как раз пробили полночь, когда сестра кармелитка проследовала за Кристианом через крытую галерею к воротам. Стражник взглянул на них без всякого интереса. Они пересекли большой двор, где находился огромный резервуар с дождевой водой, возникший еще в те времена, когда камень для строительства лазарета только добывали. Во дворе росли благоухающие апельсиновые деревья, а рядом с резервуаром был разбит небольшой огород. Пройдя мимо увитых плющом колонн и дальше через трапезную, мимо прачечной и кладовых, они в полной тишине преодолели два лестничных пролета и вошли в одну из палат в конце здания.

Это было просторное помещение. Вдоль обеих стен под четырехгранным сводом, сохраняющим прохладу, тянулись длинные ряды коек. В конце палаты располагалась небольшая молельня. Было тихо, если не считать чьего-то храпа и негромких стонов. На стенах тускло горели фонари. Мария прошла мимо рядов кроватей и остановилась возле Якобуса. Его грудь и плечо были туго забинтованы. Она взяла его за руку. Глаза Якобуса были открыты, но смотрел он с отсутствующим видом. Она наклонилась над ним и что-то прошептала. Поцеловала его в лоб. Один из цирюльников-помощников, обучающийся хирургии и работающий в палате по ночам, озадаченно взглянул на Кристиана.

– Она знала его родителей, – прошептал Кристиан, как будто это что-то объясняло.

Будущий хирург неуверенно кивнул и занялся своими делами.

Кристиан отошел в другой конец палаты, чтобы не смущать Марию. Он не сводил с нее глаз. Ему было не по себе оттого, что она так открыто демонстрирует свою нежность к птицелову. У него даже в груди закололо, когда она поцеловала Якобуса. Кристиан никак не мог понять, для кого предназначен этот поцелуй – для брата, любовника или мужа, но и не решался спросить об этом Каллуса. Задать такой вопрос значило согласиться, что он испытывает к ней некие чувства, а в этом он был не готов признаться даже себе.

Мария стояла на коленях и молилась, когда Якобус очнулся. Он осмотрел полутемную палату, затем взгляд его переместился на монашенку, державшую его за руку. Он зажмурился, а потом широко открыл глаза – он узнал ее. Якобус попытался сесть, но тут же повалился на подушки.

– Мария? Это ты? Или я уже в раю?

– Ты в лазарете. Живой. – Она сжала его ладонь и убрала прядь волос с его лба. – Ох,