Для примера о. Илиодор указал на духовенство, с которым сослужил в Ярославле: «Ожидал я, думал — вот мои наставники возьмутся за святое дело и все пойдет к лучшему, но не тут-то было. Предположение мое оказалось праздным, наставники мои ничего не предпринимали, а оказались низкими и жалкими трусами, носящими в защиту своей трусости оправдание, что якобы непристойно пастырям церкви вмешиваться в политику».

Кроме того, о. Илиодор выделил и второй тип «современных фарисеев» — состоятельных лиц, скупящихся на пожертвования. Рассказал, как студентом тщетно обивал пороги петербургских богачей, прося денег для нищих. Затем обратился к царицынским купцам, упрекнув их за холодность к его монастырю:

«Затем, братие и сестры, долго, долго я терпел. Просил кротко и тихо наших царицынских фарисеев, просил опомниться. Так нет. Знайте, если вы здесь и слушаете, беловолосые старики богачи, справляющие золотые свадьбы, стоящие по несколько тысяч рублей, владеющие кораблями и пароходами. Знайте, что в то время, как головы ваши распадутся на части, по матушке-Волге и Каспийскому морю на ваших пароходах и кораблях будет разгуливать разнузданная и бесшабашная свора с оружием в руках, грабя и убивая друг друга. Горе вам! Горе! Царицынские старики-богачи, одумайтесь, пока есть время, ибо скоро, скоро во всем дадите вы отчет Всевышнему. Помните, что отпрыски ваши не будут справлять свадеб, ни серебряных, ни медных, ни даже глиняных. Дочери ваши не будут носить перелин, украшенных жемчугами, бирюзой и другими каменьями и стоящих 600–700 рублей».

Из этих возглашений проглядывает один из любимых тезисов о. Илиодора: если богач не уделит толику своего состояния для укрепления православной церкви и на нужды народного просвещения, то получит воздаяние за свою скупость от неверующего и неграмотного простолюдина, обращенного в революционера.

Яркая проповедь 7.II получила большую известность, угодив даже в «Утро России». Конечно, газеты преувеличили обличительный пафос проповедника: приписали о. Илиодору обвинение духовенства в подстрекательстве к смуте и руководстве еврейскими погромами. Но даже без приукрас проповедь была очень обидна для пастырей.

Царицынское духовенство командировало к о. Илиодору о. Алексея Ушакова для переговоров. Явившись на подворье, гость признался, что под впечатлением газетной заметки проплакал всю обедню. «Да разве я, говорит, такой». О. Илиодор объяснил, что имел в виду. Тогда о. Алексей отправился в редакцию «Царицынского вестника» с просьбой напечатать опровержение, но получил грубый отказ: «Что, вы учить нас пришли? Уходите прочь!».

Поняв, что хватил лишку, о. Илиодор пошел на попятный и принялся всячески доказывать, что оскорбительный оттенок придан его речи репортерами. Об этом он говорил при очередной беседе 14.II. В тот же день Василевского посетила депутация из шести илиодоровцев с просьбой защитить их пастыря от газетной клеветы. Горький урок 10 августа 1908 г. был учтен, и с полицмейстером больше не разговаривали всей толпой. Василевский ответил, что закон (ст.139 Уст. о ценз. и печ.) возлагает защиту интересов оклеветанного лица исключительно на это лицо: пусть сам о. Илиодор обратится в суд или напечатает опровержение в той же газете. Такое опровержение, действительно, было опубликовано: о. Илиодор утверждал, что не называл духовенство «современными фарисеями». Кроме того, он телеграфировал преосв. Гермогену жалобу на репортеров.

Прочитав опровержение, Семигановский обеспокоился и сделал запрос своему царицынскому помощнику: не были его сведения о «современных фарисеях» добыты из царицынских газет? «Ваши донесения о деятельности иеромонаха Илиодора должны служить для проверки помещаемого по этому вопросу в местных газетах, и потому должны иметь в своей основе строго проверенные, Вами лично, данные». Тут-то и вскрылось, что жандармы заимствуют свои сведения о проповедях о. Илиодора у полицмейстера. Пришлось Мертцу передать запрос своего начальника Василевскому, который уязвленно ответил: «сведения о произносимых иеромонахом Илиодором речах мною сообщаются Вам вполне точно, а потому и в данном случае неточности не имеют места».

В следующее воскресенье, 14.II, о. Ушаков во избежание новых недоразумений явился на очередную беседу о. Илиодора и собственноручно ее законспектировал. Впоследствии сличение этой записи с рапортом Семигановского наглядно продемонстрировало неспособность полицейских агентов грамотно отразить сущность речи иеромонаха.

В частности, одну из ключевых мыслей той беседы о. Алексей записал так: «Евангельские фарисеи всегда следовали за Христом, подсматривали, ловили Его на словах. И теперь есть такие фарисеи. Я разумею газетных лжецов, которые, подобно хищникам-стервятникам, набрасываются на свою беззащитную жертву. А спросить у них: кто им дал право судить людей? Мы — священники — судим и обличаем людей, так как это право дано нам Иисусом Христом. Он сказал нам: „что свяжете на земле“…» и т. д..

А у жандармов вышло так: «Дошло до меня, что они [репортеры] осуждают меня за то, что я резко говорю в своих проповедях, т. е. ругаюсь. Откуда я взял это право браниться в церкви. Так я скажу вам, что это право дал мне Господь мой Иисус Христос. Когда Он был на земле, то Его хула и брань ложилась на всех безбожников, развратников. Он их называл самыми скверными в то время именами, как-то: гадами смердящими, разбойниками и т. п. бранью. И я ругаю и буду ругать, пока жив, всех безбожников и развратников. Это право дано мне как пастырю Святой церкви — уставом ее. А кто дал право этим вислогубым стервятникам-газетчикам быть судьями. Вот этого права им никто не давал. Лишь мы одни — пастыри церкви, можем произносить свой суд, лишь нам одним дано это право».

Второй абзац — это карикатура на первый, как вообще все полицейские отчеты о речах о. Илиодора представляют собой карикатуру на них. Зато любо-дорого посмотреть, как точно выражает мысль проповедника его собрат, знающий толк в церковной риторике.

Снова вопрос о праздничном отдыхе (между 22 и 28.II)

Вторая часть проповеди, посвященная купцам, затерялась на фоне первой, но вскоре городские новости подтолкнули о. Илиодора к ее продолжению. В феврале на лесопильных заводах вновь разгорелся погасший было конфликт из-за праздничного отдыха.

В преддверии весны В. Ф. Лапшин объявил о введении нового графика погрузки леса — ежедневно, не исключая и воскресных дней. На протесты рабочих, числом 72 чел., пригрозил им увольнением.

О. Илиодор отозвался на этот новый конфликт в своей беседе 21.II. Не называя Лапшина по имени, он противопоставил его заслуги — строительство церкви в селе Бекетовке Царицынского уезда и аудитории за рекой Царицей — его же последнему приказу. «Вот как поступает наш седоголовый богатый фарисей; для славы он строит церковь, а для кого она строилась, тех заставляет в праздничные дни работать — гнуть спину под брусьями. Кто же будет посещать выстроенные им храм и аудиторию? Неужели он их построил только для того, чтобы на них