прилично. Отдыхал раза два. У заставы довольно долго сидел. Внутри обычный шум осколков мыслей, обрывков чувств: обычный хаос послегородской инерции… Усилием воли заставил их умолкнуть — сразу распахнулась синева неба и зазвучал в ней мягкий шум волн. Домой автобусом. <…>

7 июля.

Понедельник. Утро — с Алей. (Слава Богу!..) После завтрака дрема на диване. На веранде — запись дней. Солнечно, чисто, но ветрено; не в нашем зауве [безветренное пространство], конечно, но на море очень холодно, и Копель с Муськой и Стасиком сбежали домой. После дремы до вечера читал Сервантеса. В небе — тонкие кошачьи хвосты и перемена давления. У Алены приступ головной боли.

«Вечер на хуторе»: Коп принес для вазочки ноготки и принялся за стрижку газона (стрекочет). Фира с молоком от соседки. Аля вышла, тоже пострекотала. Свежий дух срезанной травы. Кисаня тут же, ее нападение на пришедшую «голубую киску» и на огромного бродягу-кота: скачка кота, Кисани вослед и позади них Юмбы (соседкиного); шипение и мявы в гуще сирени. Победный хвост трубой Кисани.

8 июля.

Вторник. Мир и тишина ясного утра. Но за ними, как сказал Лесков, дремал крокодил: у крыльца вопли Кисани, застигнутой и терзаемой вчерашним котом. Мигом поднявшаяся против Али муть моей «ущемленности» и «обойденности»: «говорил, что не надо везти кошек» и пр. и пр.

В общем, очередное изничтожение Али. Она после завтрака исчезла, поехала в Нарву за одеялами. Я — на веранде с книжкой, в кипении и одиноком метании… (в «полусправедливой» обиженности?). Ничего лучшего не нашел, как тайком вылакать Копелеву водку… а потом допить с ним бутылку коньяка. Кончилось сие поздно вечером у Копелей на веранде пьяным (вдребезги!) слушанием Восьмой симфонии Глазунова.

…Придя к Але, Копель потребовал меня «убрать»!.. Дожил. Нечего сказать… Ночью пел, орал и «добавлял» Але всякую свою прелесть, а она отпаивала меня таблетками…

9 июля.

Среда. Проснулся размолотый, подыхающий и… простуженный. Вчера вечером, говорят, было очень холодно. Долго лежал, глотал всякую всячину, мазал нос. Как на грех, в середине дня появление Левы Русова [художника] с сыном. Обе половины дома в смущении и превеликой напряженности. Аля спасла всех рыбным обедом, а вечером ужином из японской снеди. Я сказался простуженным, а все вместе было облегчено Левиной чуткостью и умом (зоркость и тепло его глаза: «вот, все узнаю внове»). Тем не менее чувствовал себя паршивой, блудливой собакой и еле дождался ночи. Недоразумение с ночевкой: Фира увлекла их к себе, а место у них одно.

10 июля.

Четверг. День ослепительный, голубой, тихий, но все же пронизанный дыханием ледка… Пообедали нормально, втроем, с Тамарой Михайловной. Аля спит на веранде, а я после дремы записал сии доблестные мои дни… увы… (сейчас 5.30 вечера).

Часов в 6 с Алей первое посвящение меня в управление новым проигрывателем. Прослушал Вторую симфонию Брамса (Караян) и кусочек Восьмой симф. Глазунова. К вечеру заехали Пигулевские — папа и сын. Сын впился в проигрыватель, а мы с Дм. Александр. — о моих ушах, Японии и… совсем глухом Хилове. В сумерках событие: Тиша освоил газон у главного входа, ловил мотыльков.

11 июля.

Пятница. 12–6.30 с Копелем осваивали мою лодку. Не торопясь, гребли по очереди вдоль нашего берега, добрались до тополей. Вылезали на дорогу. Обратно не гребли: вдоль песков несло течение. На реке тихо, синё, светозарно; налетает ветерок, гонит слепящую — в синих змейках — рябь. Коп (на песках) купался. <…> Греблось легко (слава Богу, без задыхания). Вода далеко ушла от берегов; еле причалили — втащили на песок лодку. Знакомая и хорошая усталость и насыщенность Природой… В 9-м часу пришел Гликман со своей Тасей, умной и утешительной. Очень хорошо и долго побыли.

12 июля.

Суббота. Тяжелый денище: 1) Реакция на вчерашнюю порцию солнца и реки. 2) Очень давит: наплывают высокие, парные, тяжкие грозовые облака. Погромыхивает.

13 июля.

Воскресенье. Всю ночь ливень. Выходил на веранду поглядеть в 9-м часу: сумеречно, тихо моросит. Встал в 11-м часу.

Опять недоброе в душе и голове… В церковь, как хотел вчера, не пошел… не то состояние, да и поздно. Хорошо помылся. Аля — добрая. Стало легче и чище на сердце. После завтрака слушал «свою» струнную серенаду и Итальянское каприччио [Чайковского]. Первая очень хорошо. Мелькнуло: так мне, пожалуй, сейчас ее не сделать.

Аля разбирается в шкафах. Я записал дни. В 2 часа пришли Нора и Миша. Все на веранде. Тихий дождь, как в детстве…

Поигрывание для Норы Серенады и Второй симфонии Брамса. 3.30 — гроза. Ливень. Обед вместе с Н. и М. около 6-ти. Аля, Миша и Нора ушли гулять. Мы с Тамарой Михайловной сидим, читаем: «Литературную газету» и так называемую «Иностранную литературу». Она на веранде с Кисаней, я у себя — на диване с Тишей. Тиша на мне. Тихо. Светлые высокие тучи. В 8 часов — аплодисменты под окном: все трое явились с улыбками и дирижерскими жестикуляциями. Были на море. Очень довольны. Приходил прощаться Миша: уехал часов в 9. Вечер спокойно вдвоем. В сумерках пасем кисок. В кустах тень кота-злыдня; переполох; водворение на веранду; две пары острых ушек, уставленных в сумерки за окном.

16 июля.

Среда. Облачно, переменно, западный теплый ветер. С Копом к лодке: смазать замок и навесить замочек на лодочную корму. Опробовал высокие резиновые сапоги: очень хороши и удобны. Вода высокая; у лодки выше колен; толща тины вокруг; закапал дождик… После сна попросил Алю продемонстрировать Копу работу проигрывателя и наушников. Слушали Седьмую Брукнера (Караян). Незаметно увлекся, и демонстрация превратилась в прослушивание симфонии с партитурой в руках. Слушал и воспринимал очень трудно, финал, как впервые… а ведь я дирижировал ее, правда давно, в 1958 году.

Вскоре, как всегда, нахлынула неуверенность и знакомые, всегда кажущиеся неразрешимыми, проблемы, связанные с произведением, к которому заново приступаешь… В разгар прослушивания — явление Евгении Павловны [Штиглиц] с букетом лилий для Али и с Ирой, дочкой доктора Воробьева, только что умудрившейся поступить в муз. школу по классу рояля. Обе сияют, но девочка превратилась в собственную тень: еще бы, по 5–6 часов работала. А что впереди?! Концертмейстерская должность в классе тромбонов?! Скоро ушли, т.к. стемнело и начало накрапывать.

В сумерках наползла гроза, полил шумный ливень. Тишка, впервые попавший под дождь, пронесся из кустов домой. Многоопытная Кисаня спокойно с лужайки проследовала сюда же. Алин «часок» на темнеющей веранде. Смотрел на нее из комнаты со