Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17 июля.
Четверг. Третья неделя уже идет… Господи, спаси, помилуй и помоги наладиться… Ибо опять я накинулся на Алю из-за опоздания к завтраку, из-за незакрытых дверей и пр. и т.д. Ведь поклялся же я, едучи сюда, не вторгаться в ее дела, устроение и пр. И ведь все мои беды здесь — ничто, по сравнению с благом, которое имею, которое послано и сделано руками Али… Тем более что все «плохое», исходящее от Али, предпослано и обусловлено Всем, что содеяно самим мной, за многие годы… Помоги, Господи.
Сейчас 1 час дня. Аля с Копом уехали в Нарву за очередными хозяйственными покупками. Сижу пишу. За окном тихий, хмурый, но высокий день. Копошится T.М.; кисы спят в спальне: Тишка под Алиным одеялом, Кисаня в ее кресле.
С 1 до 3.30 занимался Седьмой симфонией Сибелиуса; прослушал (4 раза): 2 раза — Караяна, Бичема и мою запись. Моя очень, очень неплоха… Вернулась Аля: привезла палки для штор, табуретки, подносики, ларец, англ, тарелки. После обеда «снизошла»: закрыла все двери и я спал в тишине. Проснулся — Алена обрадовалась. Застучала: ставит крючок у постели, сращивает провод для холодильника, включила обогреватель. Вечером холодно, но закат чистый, золотой. С Копом на веранде (о Фабре и пр.), потом в заходящих лучах — о неотвратимом укорочении дня, о зеленом контражуре травинок, и наконец, у камина. Книга о Рерихе на столе. Приход к Копу Норы и Лили. У последней отек ног.
У себя на диване с Рерихом (не попахивает ли он чуть-чуть «величием» во что бы то ни стало??). Вечер очень холодный.
18 июля.
Пятница. Плохая ночь; после чая с «муссом» заболел живот. Злобное нападение на Алю из-за резиновых сапог («не там, мол, лежат»). Пришла Нора. С ней и Алей до 3-х на веранде. Помаленьку ожил, стал воспринимать и участвовать непосредственно. Подгреб и Сережа. А день опять голубой, солнечный, в крепком льдистом ветре. В 3.30 звонила Ксана: контейнер из Японии прибыл. Аля хочет ехать в город в этой связи. После сна: у Копеля на веранде Виктор Иванович, директор рыбзавода, любезно предложивший нам причал для наших лодок. Коп выставил батарею: виски, водка, коньяк. Наскребли поесть при помощи Т. Мих. Аля крепко спит на веранде, Фира исчезла. Не пил!! Появилась Анна Максимовна с букетом и грустными вестями: у «Сами» [А.Д. Бушен-Каменской] воспаление поджелудочной железы. Попала-таки в Куйбышевскую [больницу]. Позже — всей компанией на главном входе (сильно пьяненький Викт. Ив., не мудрено!).
Закат ослепительно чист, пронзающий глаза бледно-золотистыми брызгами лучей. За дорогой, в его сиянии, — клубы комаров-толкунов, вьющихся в вечерней пляске.
19 июля.
Суббота. Райское утро. Синь. Тишь. Еще невысокое солнышко уже греет. Усадьба наша оживает: кто моется, кто сидит на солнышке у дома, кошки на окне, попискивает Стаська, хозяйки брякают в кухне посудой. Шуршит в траве фонтанчик поливочного шланга. К 11-ти с Копом на рыбзаводе. На двух катерах по Россони. Заезд на Тихое озеро. Белые лилии. Хутор… Обрыв, дом Лидии Григорьевны, совхоз. Дальше пошли берега, которые видел лишь 2–3 раза с Инной. Тем не менее многое сразу узнаю: так запечатлелось все тогда… Поиски мостков Олега Антоновича и его домика. На всем лежит отпечаток борьбы за то, чтоб удержать «очаг», не дать ему совсем рухнуть. В этом выражается сегодняшнее «строительство» недобитого частника… Доплыли до большой протоки, что в 15-ти минутах не доезжая Луги. Очень, очень хорошо. Но моторок тьма, почти на каждом уютном бережке, и уж конечно на «моем» высоком, за хутором — красные, синие и пр. палатки, дымы костров, словом, туризм, развернувшийся вовсю… оставляющий за собой свинарник из бумажек, мусора, банок. Завал помешал пройти насквозь. На обратном пути по горизонту мглистые тучи в шлейфах дождей.
Дома в 4-м часу. Очень хороший день. Даже Коп говорит о насыщении средой… После сна: все вокруг Стаськи под кленом. Благостный вечер. Дачный уют. Тишина. Стрижи. Боб со Стаськой на надувном матрасе. Алена стережет свое «стадо», а Кисаня все норовит попасть на бабкину территорию, свести счеты с «голубой кошечкой», затаилась в клубнике. Тихон «дает концы» мимо нас вскачь. Кисаня пьет из «бассейна», пускает волночки в нем, надувная уточка покачивается. Жулан на вершине клена. Его охота. Коп и я наблюдаем его в бинокль. (Все время стучится мысль о дне Казанской Божией Матери… не завтра ли? Спросил волчонковскую (чудесную!!) нянюшку — она тоже не знает.)
В 6 часов рыбак предлагает лососку. Взяли. Взвесили у главного входа: 11 кг! Самка. Хозяйки немедленно принялись за разделку, засолку и пр. Муся: «Эта рыба заполонила всю кухню: с пола до потолка!» Няня: «Это не рыба, а порося!»
Заходили Миша и Нора. Тянули гулять. Мы не пошли. Неожиданная стычка с Алей из-за отсутствия горячей воды в термосе… (что за безобразие). Поистине, живет во мне некий бес зла, ужас… Вечером с веранды глядел, как Коп вновь и вновь подстригает газон: летит травяная щетинка, стрекочет моторчик, пахнет влажной травяной душой.
20 июля.
Воскресенье. Вечером Аля была пренебрежительна. Вероятно, сие послужило основанием для очередного ночного моего безобразия: величественно и лаконично (!) воспретил ей ехать в Л-д, сказал, что с T.М. уеду отсюда и т.д. После чего, приняв дополнительно снотворное, великолепно спал. Она же, конечно, не сомкнула глаз. Утром побежал к Норе и Мишке — запрещать Алькин отъезд. Погодя Нора пришла к нам, и как-то все сошло на нет. Отъезд Али был восстановлен, она же вновь меня простила и мирно занялась варкой ухи из головы и плавников лосося для общего с Водчонками обеда, который последовал в 3 часа с участием Норы и Миши и неизменной Там. Мих. во всем ее величии и «интеллигентности», а также с маслинами и небольшим количеством водки.
Сладко заснул на веранде на раскладушке. Потом была простокваша и чай. («Что так смотришь на меня? Ведь не надолго».) Аля помаленьку стала собираться. В 8.20 мы с Копом проводили ее до калитки. Внизу, у машины, толпились провожающие, и мы туда не пошли. Часов в 9 кисы были водворены в дом. Побрился, занавесил окна. В наступившей «тишине оставленности» как-то хорошо даже стало, «отпущенно»… Кисы тоже вели себя тихо, будто понимали задачу «потерпеть»… Муська позвала к ним пить чай с черничным пирогом.
21 июля.
Понедельник. Ночью не было ни страхов, ни тревоги, но спокойно и просветленно;