говорили: как-де у нас в Преображенском приказе станут пытать и мы-де станем говорить и на всех солдат в том, бутто государя за морем не стало и государя царевича бояря удушили, те-де слова и они, солдаты, говорили ж.

А затевать-де те слова на них, солдат, говорить они хотели для того, чтоб им, стрельцом, не одним пропасть, пропасть бы и им, солдатам, с ними, стрельцами, вместе. А говорили-де те слова, сидя в той палате, стрельцы Матюшка Федоров (Сорокин), да Ивашка Кузьмин (Троицкой), да Ивашко Иванов сын Колокольцев и все, которые в той палате сидели».

Был, наконец, приведен к князю Ф. Ю. Ромодановскому из застенка князя Ю. Ф. Щербатого и сам инициатор оговора стрелец Ивашка Колокольцов. На допросах у князя Щербатого 14 и 15 октября Колокольцов показывал про слухи о государе и о царевиче и про письмо от царевны, ни словом не упоминая про солдат. Перед Ромодановским он держал себя, видимо, до крайности нервно, несколько раз меняя показания. В предварительном расспросе он сказал, что говорил на солдат, сидя в той палате, «в разговоре спроста». В ответ на улику Троицкого, припомнившего ему, как к нему к окну приходил какой-то свойственный человек и побуждал его оговаривать солдат, Колокольцов с подъема показал, что к нему приходил «дьякон из Лужников по свойству, приносил есть, но слов о смерти государя и об удушении царевича не говорил». Затем он показал на другое лицо: приходил того ж Новоспасского монастыря служка Алешка Андреев, «а тот Алешка надсматривал над караульщиками и им хлеб подавал и говорил ему, Ивашке: что-де вам одним пропадать, вы бы-де и на солдат говорили и про государя царевича… не одним бы вам пропасть». С другого подъема он уже сказал, что Новоспасского монастыря служку он поклепал и затеял на него напрасно, что приходил к нему и приносил яблоки посадский человек Артюшка Зерщик, старый его знакомый по двум кабакам, которые они посещали вместе, живет он «на Бережках… а знаком ему потому, что он, Ивашко, хаживал в фартеные избы за Смоленские ворота и что на Варгунихе пить вина».

О дознании относительно оговора солдат, производившемся у князя Ф. Ю. Ромодановского, было в тот же день, 15 октября, сообщено по тем застенкам, куда попали стрельцы, сидевшие в Новоспасском монастыре, именно в застенки князя И. Б. Троекурова, князя В. Д. Долгорукого, князя П. И. Прозоровского, С. И. Языкова, князя Ю. Ф. Щербатого и И. И. Головина, предписано было допросить этих стрельцов об оговоре: «Будучи в Спасском монастыре в тюрьме, говорили ль они то, что бы ни есть говорить Преображенскому полку на солдат, чтоб им, стрельцом, не одним пропасть», и по тем же застенкам были отправлены для улик из застенка Ромодановского стрельцы Ивашко Троицкий, Матюшка Сорокин и Ларка Недосекин[795].

Допрошенные по этим застенкам стрельцы сознавались. Одни показывали глухо: «Про солдат говорили их братья в словах тайно, чтоб и на них сказать в чем ни есть, что-де они пропадают от солдат и чтоб им не одним пропасть». На вопрос, от кого пошла такая речь, некоторые не могли ответить точно, говорили, например, так: «От кого первая речь о том зачалась, того он не усмотрел». Но другие, и притом значительное большинство, указывали на Ивашку Колокольцова, который вслух говорил:

«станем-де оговаривать и солдат» или: «как-де их станут в Преображенском пытать, и им бы-де говорить Преображенскому полку на солдат, что ни есть, чтоб им, солдатам, тут же пропасть с ними вместе». В застенке князя В. Д. Долгорукого стрелец Ивашка Хрисанфов, указав также на Колокольцова как на зачинщика, сказал: «Про солдат-де говорили они, чтоб с пытки на них сказать, что и они, солдаты, с бояры хотели государя царевича удушить… и промеж себя они условились в том слове стоять и на солдат говорить». Некоторые добавляли, что к Колокольцову приходил какой-то неизвестный человек, его свойственник, и говорил ему в окошко сквозь решетку: «Для чего-де вам одним пропадать, пускай-де с вами и солдаты пропадут». Один из стрельцов, Илюшка Завязошников, в розыске у князя И. Б. Троекурова сообщил, что к Колокольцову приходил «зять его, посадский человек, за которого жена его, Ивашкова, сговорила дочь свою замуж». Возможно, что вследствие этого показания, когда оно стало известно и в застенке князя Ф. Ю. Ромодановского, Колокольцов также сказал про зятя, имени которого он, впрочем, не знал, так как сговор дочери состоялся в его отсутствие.

Были захвачены жена Колокольцова Марфутка и дочь его Дунька, а по указанию жены и зять — суздалец посадский человек Сенька Федоров, проживавший в стрелецком полку Венедикта Батурина[796]. Допрос зятя происходил уже 18 октября. На этом розыск об оговоре солдат 15 октября, как и вообще второй большой розыск І4–15 октября, приостановился. Воскресенье, 16-го, по обыкновению, застенки не работали[797].

В воскресенье 16 октября цесарским послом был дан пир. К празднеству очень готовились в посольстве, и в предыдущие два дня рассылались приглашения гостям. Среди присутствовавших были виднейшие представители русских правительственных верхов: Л. К. Нарышкин, князь Б. А. Голицын, Ф. А. Головин, Ф. М. Апраксин и, кроме того, много именитых москвитян; знатные иностранцы: генералы Лефорт и Гордон, только что приехавший вице-адмирал Крюйс, полковники Чамберс, Гордон-сын, фон Блюмберг, подполковник Менезиус, Адам Вейде, придворные врачи Карбонари и Цоппот; далее, дипломатический корпус: датский посол Гейнс, генерал Карлович, шведский поверенный Книппер, датский поверенный Бутенант. Польский посол пан Бокий не был приглашен; об этом отдал специальное распоряжение Петр, не желавший его видеть, отчасти, вероятно, потому, что он был неприятен царю после столкновения, которое между ним и послом произошло 4 сентября, а отчасти вследствие натянутых отношений, в каких находились между собой официальный представитель Речи Посполитой Бокий и неофициальный представитель польского короля генерал Карлович, сумевший приобрести большое расположение Петра. Не приглашен был также по специальному распоряжению Петра артиллерийский полковник Граге, с которым, очевидно, у царя произошла какая-то размолвка. Среди гостей упоминаются царский любимец «Алексашка» Меншиков и «походный поп» — poppa campestris, — вероятно, сопровождавший Петра в заграничном путешествии, присмотревшийся к чужим странам и привыкший к новому обществу Петра священник Иоанн Поборский. Было немало и дам-иностранок, причем на первом месте Корб упоминает вдову Монс и ее дочь, фаворитку царя; далее, названы вдова генеральша Менезиус с дочерью, генеральша Гордон и полковница Гордон (последняя с дочерью), полковницы Блюмберг и Чамберс, жена Вейде, жены дипломатических представителей: фон Книппер, фон Бутенант и другие знатные дамы-иностранки. Царь приехал на пир в тележке в десять часов утра, и это не должно нас удивлять, если мы припомним его привычку вставать в четыре. «Этот пир, — пишет Корб, — отличался изысканными произведениями кухни и