Ваулин и Игнашка Байбулов. Оба они попали в розыск к самому князю Ф. Ю. Ромодановскому. Ваулин — 22 сентября, надо думать, потому, что был из друзей Васьки Тумы: «с Васкою Тумою важивался» и слышал от него про царевнино письмо. Игнашка Байбулов был пытан Ромодановским 28 сентября, причем показывал, что у них в полку носилась речь о государе, что его не стало в животе, а о царевнах, что «все государыни царевны их, стрельцов, к Москве жедают», что все царевны и царевич находятся в Девичьем монастыре, потому-то они, стрельцы, и должны были, придя к Москве, стать под этим монастырем, и что царевна Софья Алексеевна дала торопецким казакам по полтине денег, для того чтобы они шли к Москве[803]. Остальные 14 человек, повешенные под Девичьим монастырем, взяты были из той группы стрельцов, которые, будучи привезены в Москву из Углича, сидели сначала в Симонове монастыре, затем были переведены в Новоспасский и там принимали участие в затее оговорить солдат.

Третьим местом казней была на этот раз Красная площадь в самой Москве, где казнено было 10 стрельцов. Эта группа в официальном перечне обозначена так: «в городе 3 брата Калистратовы, 6 человек Новоспасских, седьмой — другого разбору малолетний Чуборова Васка Пирожников». Васька Пирожников оставался еще от первой партии стрельцов, привезенной в Москву из Переславля-Рязанского и 19 сентября сданной в Преображенский приказ, — это и обозначено словами «другого разбору». Он фигурировал на сентябрьском розыске (19 сентября) у князя Ф. Ю. Ромодановского, на котором с пытки с 27 ударов по всем вопросам отзывался неведением и объяснил, что шел в Москву для свидания с женой, детьми и сродниками[804]. Такое показание о свидании с женой и детьми, а также и слишком большое число полученных им ударов, какого не получали малолетние, не очень вяжутся с наименованием его в официальной ведомости «малолетним»; возможно, что в этом наименовании была и ошибка. На повторном розыске 22 сентября на него показывали Артюшка Маслов и Ивашка Клюкин, что когда их в одной партии с Пирожниковым после розыска под Воскресенским везли в Переславль-Рязанский, то он, Васька Пирожников, не доезжая верст 60 до Переславля, срезал у себя с ноги колодку и говорил: «солдат-де за нами в провожатых мало, а нас артель велика, мочно-де нам их, солдат, всех передавить», за что будто бы от «начального человека», т. е. от конвоировавшего эту партию офицера, был бит батогами. Сам Васька признавался, что действительно, как их везли в Переславль-Рязанский «и не доезжая до Переславля за два наслега (ночлега) колодку с ноги срезал в день и бежать хотел к Москве», но произнесение приписанных ему Масловым и Клюкиным слов решительно отрицал и, хотя после полученных им 24 ударов был «зжен огнем», в них все же не повинился[805].

Шесть человек новоспасских стрельцов, имена которых сохранила нам официальная ведомость: Давыдка Федоров Дутой, Андрюшка Столяр, Васька Колпаков, Левка Петров, Якушка Семенов Суетин, Сенька Андреев[806] — были 14 октября на розысках у князя П. И. Прозоровского и у И. И. Головина, где, будучи спрошены по трем статьям, по которым производился октябрьский розыск, первоначально запирались, но затем по уликам или на повторной пытке 15 октября признавались, что слышали и о смерти государя в чужих краях, и о намерении бояр удушить царевича. Они также были участниками бесед об оговоре солдат[807].

Наконец, братья Калистратовы Ивашка, Елеска и Осташка были на розыске у князя Ф. Ю. Ромодановского 28, 29 и 30 сентября. О них тогда уличавшие их стрельцы Артюшка Маслов, Якушка Алексеев и Васька Игнатьев говорили как о деятельных участниках мятежа: «он-де, Ивашко, сам третей с братьями и с товарищи первые и крикуны были». Артюшка Маслов показывал далее, что они, три брата, отняли у него, Артюшки, экземпляр такого же письма, какое было передано боярину Шеину, и сделали попытку под Воскресенским переманить солдат на свою сторону, побежали с этим экземпляром письма в солдатские полки для уговору солдат, «чтоб они, солдаты, с ними, стрельцы, не бились, а были бы с ними на то дело в одной думе». Во время чтения Артюшкой царевнина письма за 20 верст перед Воскресенским монастырем Ивашка Калистратов, очевидно, в порыве особенного воодушевления, воскликнул: «…хотя-де всем помереть, а про то письмо не сказать!» Иван Калистратов эти улики отрицал, говоря, что письмо «не отъемом взято», а дал ему Артюшка Маслов сам и посылал его в солдатские полки, но он не пошел, потому что грамоте не умеет, а передал письмо другому стрельцу, который, взяв, положил его за пазуху, однако к солдатам тоже не пошел. На пытке 30 сентября с 23 ударов и с огня Ивашка продолжал запираться, говорил прежние речи и к прежним речам сделал только небольшое добавление, сообщив об Артюшке Маслове, что, когда тот, не доходя до Воскресенского монастыря, обратился к пятидесятникам и десятникам со словами: «Для чего-де вы меня посылаете наперед?», те в ответ ему сказали: «Мы-де все тебя нe покинем!», слова, значения которых Калистратов не понимал: «…а к чему те слова говорили, того не ведает», но из которых видно единодушие, существовавшее в кругу стрелецкого мелкого начальства. Елисей Калистратов обнаружил на пытках и 28, и 30 сентября упорное запирательство, показывал, что в Москву шел от скудости и для свидания с родными, про письмо, привезенное Васькой Тумой, не знал, чтения его Артюшкой Масловым не слыхал, о намерениях, с которыми стрельцы шли в Москву, также отозвался полным неведением. Третий брат, Осташка, был в Чубаровом полку в тех «выборных», которых мятежники выбрали себе на место смещенных командиров; перед пыткой запирался, но пытки не выдержал и признался, что о намерениях стрельцов был осведомлен[808].

Из трех братьев Ивашка Калистратов вместе с шестью новоспасскими стрельцами и с Васькой Пирожниковым были казнены отсечением головы топором. Два других брата, Осташка и Елеска, были подвергнуты казни колесованием, которое впервые применено было в этот день, 18 октября, как новшество, заимствованное из-за границы и появившееся в Москве также в результате заграничного путешествия.

Было еще и четвертое место казней 18 октября. Двое распопов, Бориско Леонтьев и Ефимка Самсонов, были казнены перед тиунской избой, епархиальным учреждением, в котором с конца XVI в. должны были заседать поповские старосты и которое впоследствии, в XVIII в., было преобразовано в духовную консисторию. Тиунская изба помещалась неподалеку от Красной же площади, поблизости храма Василия Блаженного. Здесь распоп Бориско Леонтьев был повешен, а Ефимке отсечена была голова, и тело его положено на колесо