калам, лекарства и я написал, что в случае моей смерти от чумы, командовать войском должен Кара-хан, который обязан будет довести его до Самарканда и передать его моему старшему сыну, который должен будет править страной. После этого командующий войском должен быть назначен по усмотрению моего старшего сына, лучше всего было бы назначить на этот пост Кара-хана. Как только Кара-хан прибудет в Самарканд, мой сын и наследник должен будет отдать ему в жены мою дочь (свою сестру Зубейду). Также, я написал в том завещании, что в случае смерти Кара-хана, командующим должен стать Амир-Хусейн, который должен довести войско до Самарканда и передать его в распоряжение моего сына и наследника. Все свое движимое и недвижимое имущество я отписал в пользу своих сыновей, которое должно быть разделено между ними в соответствии с законами исламского шариата, я так же подчеркнул, что Кара-хан должен доставить мои останки в Самарканд и похоронить там.

Закончив писать завещание, я пригласил Кара-хана, Амира Хусейна и других военачальников, которым объявил, что мною составлено завещание, в котором указаны наследник моего престола и командующий войском. В случае моей смерти, командовать войском должны Кара-хан, а после него — Амир Хусейн, войсковая казна будет находиться в распоряжении Кара-хана из которой он должен выплачивать содержание воинам и их начальникам.

Пока я излагал все это, Кара-хан разрыдался. Я спросил: «Кара-хан, не плачешь ли ты из-за моей смерти? Думаешь после моей смерти Зубейда не будет твоей? Хочу, чтобы ты знал, я написал в завещании, чтобы ее выдали за тебя, как только ты прибудешь в Самарканд». Кара-хан отвечал: «О эмир, я плачу не из-за Зубейды, а о том, что если ты покинешь нас, земля — мать никогда не сумеет создать и вырастить второго такого как ты».

Я сказал: «Утри свои слезы и готовься к выполнению обязанностей командующего войском и помни, что командующий как никто другой в том войске должен уметь переносить труд, тяготы и бессонницу». Кара-хан утер свои слезы и я сказал ему: «Знаешь, я намеревался оставить больных в Дарабуджерде и самим спешно покинуть эти места, а теперь, как видишь, заболел сам. Кара-хан, надо осуществить это решение и уводить отсюда войско как можно скорее, чтобы избежать дальнейших случаев заболевания, и достичь Самарканда как можно быстрее. Ясно, что и я, как и все заболевшие воины, должен остаться здесь. Оставьте здесь небольшой отряд, который после моей кончины доставит мои останки в войско, а затем в Самарканд. Кара-хан сказал: «О эмир, ты сказал, чтобы я оставил тебя здесь, увел войско и ушел сам?» Я сказал: «Да, такое необходимо сделать ради того, чтобы спасти войско».

Кара-хан сказал: «Не стану я этого делать». Я ответил: «Не сделаешь этого, тогда все воины, их начальники, и ты сам — погибнете от болезни». Кара-хан сказал: «Моя жизнь, жизни воинов и их начальников не дороже твоей. Ведь те жизни — это одно, а твоя — это совсем другое. Более того, жизни всех живущих на земле не обладают значением в сравнении с твоей». Я сказал: «Кара-хан, командующий прежде всего должен думать о войске. С сегодняшнего дня ты мой заместитель, а после моей кончины будешь самостоятельно командовать войском, забота о нем должна быть выше беспокойства о моей жизни». Кара-хан сказал: «Если бы ты был обыкновенным военачальником, я мог бы, оставив тебя здесь, увести войско. Но ты Амир Тимур Гураган, и если ради тебя пожертвовать всеми людьми земли, даже такая жертва не будет выглядеть значительной. Как я могу уйти, оставив тебя здесь, и что если враг затаился в засаде и убийцы твоего сына достанут и тебя. Я остаюсь здесь до тех пор, пока ты не выздоровеешь и затем уйду вместе с тобой. И если Господь призовет тебя к себе, тогда я, согласно завещанного тобой и повезу твои останки в Самарканд». Я сказал: «Можешь остаться, но отошли отсюда войско, чтобы не погибли воины и военачальники». Кара-хан ответил: «Бесполезно отсылать войско в настоящий момент, потому что дыхание чумы уже проникло в него, если мы двинемся, воины начнут болеть и умирать в пути. С другой стороны, если войско уйдет, враги могут напасть и убить тебя, и потому войско должно быть здесь, чтобы охранять твою жизнь». Я уже не мог вести спор с Кара-ханом, отпустив его и других военачальников, я прилег. На следующий день я почувствовал боль подмышкой, притронувшись, я нащупал болезненную опухоль. На третий день та опухоль посинела, после чего я впал в бред. Жар был настолько сильным, что приближающиеся ко мне чувствовали его на расстоянии, словно он шел от раскаленного мангала с углями. Я уже не узнавал окружающих и не знал, где нахожусь. То я видел себя в Самарканде, то пред моим взором представала казнь принцев династии Музаффаридов, то видел себя затерянным в горах тохтамышевой державы, затем до меня дошел какой-то голос, восклицавший: «Открылась!.. Открылась!.»., и боль стала утихать.

На следующий день, очнувшись я понял, что это были голоса окружающих, заметивших, что моя опухоль вскрылась, лопнула и гной стал вытекать из неё, чем больше он вытекал, тем легче мне становилось, но я был все еще слишком слаб, чтобы суметь подняться и пуститься в путь. Но я был уже в силах садиться, опершись спиной о подушку. В Дарабужерде все, кто мог двигаться, убежали, остались лишь старики. Однажды ко мне привели старого человека, называя его «дастуром», то есть главным жрецом зороастрийцев.

Тот старец, не имевший ни единого зуба во рту, сказал: «О эмир, я слышал, что ты поднялся после тяжелой болезни и потому принес тебе меду, который укрепит твои силы». Я спросил: «А ты почему остался и не убежал от чумы, разве ты не боишься?»

Старец-дастур ответил: «Я каждый день принимаю немного меду и по этой причине чума не страшна мне, потому что тот, кто каждодневно употребляет мед, никогда не станет жертвой заразной болезни».

(В том, что мед имеет антисептические свойства и убивает микробов, сомнений нет. Однако сегодняшняя наука не подтвердила, что мед предупреждает заражение инфекционной болезнью — Марсель Брион.)

Я спросил: «А кто сказал тебе, что каждодневно принимая мед можно уберечься от чумы?» Дастур ответил: «О том написано в наших книгах, и первым кто об этом узнал был Гаю-март». Я спросил: «Кто был Гаю-март, что-то я не слышал такого имени?» Дастур спросил: «О эмир, читал ли ты «Шах-намэ», который написал Фирдоуси?» Я ответил утвердительно. Дастур сказал: