которых знал много лет.

Аппель удобнее схватил чемодан и вышел во двор. Заскрипела калитка, зашуршала дорожка. Пистолет был при нем, на животе, слева — сколько испытаний он пережил и сколько еще застанет на этой войне.

1933

Случайно так вышло, что он услышал разговор Марии с Петером Кролем. Они стояли наверху, на площадке, а он поднимался и издали услышал их откровенно раздраженные голоса.

— …И я не понимаю, какое тебе до этого дело, — завершила Мария с резкостью, которой он давно уже от нее не слышал.

Петер Кроль, казалось, опешил. После паузы он заявил:

— Это — наивность. Это все несерьезно. Мне оскорбительно смотреть на тебя.

— Оскорбительно?.. Почему же? Я хочу знать.

— Он играет с тобой. А ты — соглашаешься. Ты спишь с ним, а он использует тебя — после всего, что я сделал, какие манеры я тебе прививал!

Теперь опешила Мария; сложно было сохранить спокойствие, услышав столь собственническое заявление.

— Ты говоришь так, словно я принадлежу тебе, словно… я твоя кукла?

— Нет… нет! Ты неправильно меня поняла. Вообрази, что я брат, брат, которого у тебя не было… Разве брат бы обрадовался, что его сестру использует легкомысленный тип, играет на ее чувствах, а она, она… неужели у тебя нет элементарного уважения?

— Прости, но мне это надоело. Я… я ухожу!

— Нет, это нечестно! Ты что, надеешься на его порядочность, что он на тебе женится?

— И что? О чем тут можно спорить?

— О чистоплотности. Быть сексуальной игрушкой — не унизительно? Большего от него ожидать нельзя! Но если он такой, это не исправишь!

— Любят же некоторые навешивать ярлыки на людей!

— А некоторые женщины видят все в розовом цвете и разочаровываются, не сумев перевоспитать мужчину! Хочешь жить в иллюзиях?.. Ты обязана уважать себя! Я столько сил потратил на тебя! Ты не имеешь права отмахнуться…

— Я не просила со мной возиться! Я думала, мы дружим… но ты меня подавляешь! Все должно быть, как тебе хочется, потому что тебе виднее! Это несправедливо!

— Сколько раз я оказывался прав? Вот сколько? Как считаешь?

— Много! Но это не тот случай!

— Ну, конечно! Как раз тот! Он тебя попользует и бросит! Спорим на деньги? На сколько хочешь? Спорим, ну?..

Услышав быстрый топот ног, Дитер успел прижаться к стене — чтобы пропустить Марию, выскочившую с пролета прямо на него. Испуганно она взглянула в его сторону. Лицо ее было необычно зло и как-то неестественно красиво в этом.

— Я… я пришел к Кате, — пробормотал он.

— Вот как, — Мария отвела глаза, — принес что-то на ее день? Что же… очень мило.

— Я… прости, Мари.

— Тебя больше не принимают в нашем доме, — отрезала она. — Тетя не хочет, чтобы ты бывал у нас. Альберт тебе разве не сказал?

— Я надеялся, что об этом мне расскажешь ты.

— Пожалуйста — говорю.

— Я занесу подарок Кате и уйду. Договорились?

Пренебрежительно Мария пожала плечами и, показывая, что не собирается с ним иметь дел, зашагала вниз. Он сдержался, чтобы не пойти за ней — как ни хотелось этого, Мария имела право на него злиться и тем более имела право на одиночество. Он оставил ее.

Вставший у двери с партийной газетой Петер Кроль проигнорировал его появление. Впустила его Катя, и в глазах ее он прочел разочарование, совершенно невыносимое, которое не позволила бы себе старшая сестра. От его улыбки Катя сжалась в плечах и покачала головой на наигранно приветливый тон.

— Мне ничего не нужно, — тихо сказала она, — это лишнее, что вы пришли и принесли…

Утомленная грусть ее убила наповал. Не опусти она глаз — и у него бы появилось чувство, что на Марии нужно жениться хотя бы потому, что об этом мечтает Катерина.

— Тетя запретила тебе принимать от меня подарки? — натянуто спросил он.

— Нет. Я… сама так решила. Извините.

Он убрал в карман полосатый галстук, который принес; он помнил, что Катя говорила о таком и сетовала, что копить на него тяжело.

— Катя… — скатываясь в жалость к себе, начал он, — понимаешь… мне жаль, что у нас плохо получилось с твоей сестрой. Она… замечательная. Но бывают обстоятельства…

— Этак говорят все взрослые, — со вздохом ответила она.

— Наверное. Ты сильно злишься на меня?

— Не знаю. Может, нет. Вы все-таки ничего ей не обещали. Но… я верила… а, неважно.

Непостижимым образом, но Катерина влияла на него — напоминая, что он ни разу не заговорил с Марией о браке, она внушала ему мысль, что он обязан был это сделать. Он обязан был жениться на Марии! Сопротивляться Кате было больно. К счастью, она, не простившись, пошла в свою комнату, и он сумел заглушить в себе чувство вины.

В квартире гости сидели без тети Жаннетт — как оказалось, она отбыла к известному чиновнику, а оставшиеся пили в ее отсутствие чай и перемывали кости кому-то из родственников Альберта. Сам Альберт был с ними, но ничего не пил и часто посматривал на часы, как рассчитывая что-то. На присевшего близ него он взглянул неприязненно и заметил иронично:

— О, вам повезло, что Жаннетт уехала, она бы вас точно выставила.

— Как скоро она вернется?

— Без понятия. Может, через час. А вам нечем больше заняться?

Не желая ругаться, он пропустил вопрос мимо ушей. Альберт отвернулся. Остальные, с которыми он был поверхностно знаком, но что знали о его положении в этом доме, смотрели на него странно. И самый безразличный человек почувствовал бы себя неуютно.

— О… ком говорят? — пересилив себя, спросил он у Альберта.

— А? — нехотя откликнулся тот. — О Германе.

— А кто это?

— Вы опять не помните? Это муж моей сестры. Вы с ним говорили!

— Разве?

— Впрочем, возможно, вы замечаете только себя.

Это был явный вызов: отчего-то Альберт намеревался конфликтовать, а логика этого ускользала.

— Я ваших партийных не запоминаю, — заявил он, тем самым приняв вызов Альберта. — Вы все для меня на одно лицо. С чего бы мне отличать ваших родственников?

— Ни с чего. Вам наплевать на всех, кроме себя.

Он открыл рот, чтобы заявить, какой его визави обыкновенный идиот, но с другого конца комнаты человек в «оркестрантской» воинской форме закричал:

— Нет, постойте! Дайте мне сказать! Стали мы от их взбучки покорными, смирились с унижениями — и они, как подачку, за наше смирение бросают нам вот это… Они не хотят, чтобы наша страна опять стала великой, им не нужен конкурент. Они хотят нас подкупить их демократизмом, их… Они хотят нас