Глаза Сенедры на мгновение вспыхнули и тут же сузились.

– Ох, Гарион, как ты умен, – с сарказмом сказалаона. – Не надо со мной как с маленькой.

– Хорошо, не буду, – ласково согласился он,поставив чашку на столик рядом с кроватью. – Наверное, надо дать чаюнемного настояться.

– Он может настаиваться хоть год, если это емунравится. Я не собираюсь его пить.

Гарион вздохнул.

– Мне очень жаль, Сенедра, – произнес он сискренним сожалением, – но ты не права. Тетушка Польгара сказала, что тебенужно пить по чашке каждые два часа. И пока она не даст мне других указаний,именно это ты и будешь делать.

– А если я откажусь? – Она была настроенавоинственно.

– Я сильнее тебя, – заметил он.

Ее глаза расширились от удивления.

– Но не собираешься же ты заставить меня пить насильно?

Гарион помрачнел.

– Мне бы очень этого не хотелось.

– Но ты способен на это, правда? – произнесла онас упреком.

Он на мгновение задумался, затем кивнул.

– Возможно. Если мне прикажет Польгара.

Она долго молча смотрела на него.

– Ну, ладно, – произнесла она наконец. –Давай мне этот вонючий чай.

– Он вовсе не так плохо пахнет, Сенедра.

– Так почему же тогда ты сам его не пьешь?

– Потому что это ты больна, а не я.

Еще некоторое время она продолжала высказывать ему все, чтоона думает о чае, и о нем, и о своей постели, и об этой комнате, и вообще обовсем белом свете. Излагала все очень красочно и очень пылко, иногда нанезнакомых ему языках.

– Что это за крик? – спросила Польгара, входя вкомнату.

– Я терпеть не могу эту отраву! – почти взвизгнулаСенедра и, размахивая чашкой, пролила все ее содержимое.

– Тогда бы я не стала пить, – спокойнопосоветовала Польгара.

– Гарион говорит, что, если я не выпью этот чай, онвольет его мне в глотку.

– А, так ведь это же вчерашнее указание, – сказалаПольгара, взглянув на Гариона. – Разве я не сказала тебе, что сегодня оноизменилось?

– Нет, – ответил тот. – Ты ничего подобногоне говорила. – Он произнес фразу ровным тоном и был рад, что ему этоудалось.

– Извини, пожалуйста. Я, должно быть, забыла.

– Когда я могу встать с постели? – спросилаСенедра.

Польгара посмотрела на нее с удивлением.

– Когда захочешь, моя милая, – сказала она. –Я, собственно, зашла, чтобы спросить, не хочешь ли ты позавтракать вместе снами.

Сенедра села на кровати. Ее глаза были похожи на маленькиекамушки. Она медленно повернулась, смерила Гариона ледяным взглядом, а потомвысунула язык и довольно долго оставалась в этом положении.

Гарион повернулся к Польгаре.

– Премного благодарен.

– Ты несправедлив, мой милый, – тихо сказала она,посмотрев на побледневшую от злости маленькую королеву. – Сенедра, тебеникогда не говорили в детстве, что нет ничего невежливее, чем показывать язык?

Сенедра широко улыбнулась.

– Ну как же, госпожа Польгара, конечно же говорили.Поэтому я делаю это только в особых случаях.

– Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, – сказал Гарион,ни к кому конкретно не обращаясь. Он подошел к двери, открыл ее и вышел.

Несколько дней спустя Гарион сидел в одной из гостиных наженской половине, где жили он и все остальные. Обстановка комнаты удивительнымобразом говорила о том, что она предназначалась для женщин. Мебель обитанежно-розовой тканью, а на широких окнах прозрачные занавески бледно-лиловогоцвета. За окном белел снегом сад, вокруг которого кольцом замыкались высокиекрылья дворца. В украшенном полукруглой аркой камине весело поблескивал огонь,а в другом конце комнаты в затейливо отделанном гроте, густо поросшем мхом ипапоротником, струился фонтан. Гарион сидел, задумчиво глядя на пасмурноеполуденное небо пепельно-серого цвета, из которого сыпались белые крупицы – ниснег, ни град, а нечто среднее, – и внезапно понял, что тоскует по Риве.Как странно, что вот здесь, на другом конце света, ему пришло это в голову.Раньше при словах «тоска по дому» ему вспоминалась ферма Фалдора – кухня,широкий двор, кузница Дарника – и все другие, милые сердцу вещи. А теперь,оказывается, он тосковал по изрезанному бурей побережью, по мрачной крепости,нависающей над лежащим под ней хмурым городом, и по белым от снега горам,неподвижно застывшим на фоне черного непогожего неба. В дверь тихо постучали.

– Да? – рассеянно произнес Гарион, даже неоглянувшись.

Кто-то робко открыл дверь.

– Ваше величество... – произнес смутно знакомыйголос.

Повернув голову, Гарион через плечо поглядел на вошедшего –лысого круглолицего человека. Одежда его была коричневого цвета – простая ипрактичная, – хотя, несомненно, дорогая, а тяжелая золотая цепь на грудисвидетельствовала о том, что он не просто мелкий чиновник. Гарион нахмурился.

– Мы, кажется, уже встречались? – спросилон. – Вы ведь друг генерала Атески, м-м...

– Брадор, ваше величество, – подсказалкруглолицый. – Министр внутренних дел.

– Ах да. Теперь припоминаю. Входите, вашепревосходительство, прошу вас.

– Спасибо, ваше величество. – Брадор вошел вкомнату и подошел к камину, протягивая руки к огню. – Мерзкийклимат, – произнес он, поеживаясь.

– Вам нужно провести зиму в Риве, – сказалГарион, – хотя как раз сейчас там лето.

Брадор посмотрел в окно на заснеженный сад.

– Странное это место, Хтол-Мургос, – сказалон. – Вот кажется, что у мургов все сделано на редкость безобразно, но ведьесть здесь и комнаты, подобные этой.

– Я думаю, что безобразным все делалось в угоду Ктучикуи Таур-Ургасу, – ответил Гарион. – На самом деле мурги, вероятно,немногим отличаются от всех остальных.

Брадор рассмеялся.

– В Мал-Зэте такую точку зрения почтут за ересь, –сказал он.