Пуаро обшарил карманы Рэтчетта, вытащил оттуда коробокспичек. И снова внимательно сравнил две спички.

– Толстую спичку зажег мистер Рэтчетт, – сказал он. – Атеперь надо удостовериться, не было ли у него и плоских спичек тоже.

Но дальнейшие поиски не дали никаких результатов.

Пуаро рыскал глазами по купе. Казалось, от его пристальноговзгляда ничто не ускользает. Вдруг он вскрикнул, нагнулся и поднял с полуклочок тончайшего батиста с вышитой в углу буквой Н.

– Женский носовой платок, – сказал доктор. – Наш другначальник поезда оказался прав. Тут замешана женщина.

– И для нашего удобства она оставила здесь свой носовойплаток! – сказал Пуаро. – Точь-в-точь как в детективных романах и фильмах. Ачтобы облегчить нам задачу, еще вышила на нем инициалы.

– Редкая удача! – радовался доктор.

– Вот как? – спросил Пуаро таким тоном, что докторнасторожился.

Но прежде чем тот успел задать вопрос, Пуаро быстро нагнулсяи снова что-то поднял. На этот раз на его ладони оказался ершик для чисткитрубок.

– Не иначе как ершик мистера Рэтчетта? – предположил доктор.

– В карманах мистера Рэтчетта не было ни трубки, ни табака,ни кисета.

– Раз так, это улика.

– Еще бы! Притом опять же подброшенная для нашего удобства.И заметьте, на этот раз улика указывает на мужчину. Да, улик у нас более чемдостаточно. А кстати, что вы сделали с оружием?

– Никакого оружия мы не нашли. Убийца, должно быть, унес егос собой.

– Интересно почему? – задумался Пуаро.

– Ах! – вдруг вскрикнул доктор, осторожно обшаривавшийпижамные карманы убитого. – Совсем упустил из виду. Я сразу распахнул куртку ипоэтому забыл заглянуть в карманы.

Он вытащил из нагрудного кармана пижамы золотые часы. Ихкорпус был сильно погнут, стрелки показывали четверть второго.

– Вы видите? – нетерпеливо закричал доктор Константин. –Теперь мы знаем время убийства. Мои подсчеты подтверждаются. Я ведь говорил –между двенадцатью и двумя, скорее всего около часу, хотя точно в таких делахсказать трудно. И вот вам подтверждение – часы показывают четверть второго.Значит, преступление было совершено в это время.

– Не исключено, что так оно и было. Не исключено.

Доктор удивленно посмотрел на Пуаро:

– Простите меня, мсье Пуаро, но я не вполне вас понимаю.

– Я и сам не вполне себя понимаю, – сказал Пуаро. – Я ничеговообще не понимаю, и, как вы могли заметить, это меня тревожит. – Он с глубокимвздохом склонился над столиком, разглядывая обуглившиеся клочки бумаги. – Мнесейчас крайне необходима, – бормотал он себе под нос, – старомодная шляпнаякартонка.

Доктор Константин совсем опешил, не зная, как отнестись ктакому необычному желанию. Но Пуаро не дал ему времени на расспросы. Открывдверь, он позвал из коридора проводника. Проводник не заставил себя ждать.

– Сколько женщин в вагоне?

Проводник посчитал на пальцах:

– Одна, две, три… Шесть, мсье. Пожилая американка, шведка,молодая англичанка, графиня Андрени, княгиня Драгомирова и ее горничная.

Пуаро подумал:

– У них у всех есть картонки, не правда ли?

– Да, мсье.

– Тогда принесите мне… дайте подумать… да, именно так, –принесите мне картонку шведки и картонку горничной. На них вся моя надежда.Скажете им, что они нужны для таможенного досмотра или для чего-нибудь еще, –словом, что угодно.

– Не беспокойтесь, мсье, все обойдется как нельзя лучше:обеих дам сейчас нет в купе.

– Тогда поторапливайтесь.

Проводник ушел и вскоре вернулся с двумя картонками. Открывкартонку горничной, Пуаро тут же отбросил ее и взялся за картонку шведки.Заглянув в нее, он радостно вскрикнул и осторожно извлек шляпы – под нимиоказались проволочные полушария.

– Вот что мне и требовалось! Такие картонки производили пятьлет назад. Шляпка булавкой прикреплялась к проволочной сетке.

Пуаро ловко отцепил обе сетки, положил шляпы на место ивелел проводнику отнести картонки назад. Когда дверь за ним закрылась, он повернулсяк доктору:

– Видите ли, мой дорогой доктор, сам я не слишком полагаюсьна всевозможные экспертизы. Меня обычно интересует психология, а не отпечаткипальцев или сигаретный пепел. Однако в данном случае придется прибегнуть кпомощи науки. В этом купе полным-полно улик, но как поручиться, что они неподложные?

– Я не вполне вас понимаю, мсье Пуаро.

– Ну что ж, приведу пример. Мы находим женский носовойплаток. Кто его потерял, женщина? А может быть, мужчина, совершившийпреступление, решил: «Пусть думают, что это – дело рук женщины. Я нанесу кудабольше ран, чем нужно, причем сделаю это так, что будет казаться, будтонекоторые из них нанесены человеком слабым и немощным, потом оброню на видномместе женский платок». Это один вариант. Но есть и другой. Предположим, чтоубийца – женщина. И тогда она нарочно роняет ершик для трубки, чтобы подумали,будто преступление совершил мужчина. Неужели мы можем всерьез предположить,будто два человека, мужчина и женщина, не сговариваясь, совершили одно и то жепреступление и притом каждый из них был так небрежен, что оставил нам по улике?Не слишком ли много тут совпадений?

– А какое отношение имеет к этому картонка? – все ещенедоумевая, спросил доктор.

– Сейчас расскажу. Так вот, как я уже говорил, все эти улики– часы, остановившиеся в четверть второго, носовой платок, ершик для трубки –могут быть и подлинными, и подложными. Этого я пока еще не могу определить. Ноесть одна, на мой взгляд, подлинная улика, хотя и тут я могу ошибиться. Яговорю о плоской спичке, доктор. Я уверен, что ее зажег не мистер Рэтчетт, аубийца. И зажег, чтобы уничтожить компрометирующую бумагу. А следовательно, вэтой бумаге была какая-то зацепка, которая давала ключ к разгадке. И япопытаюсь восстановить эту записку и узнать, в чем же состояла зацепка.

Он вышел из купе и через несколько секунд вернулся смаленькой спиртовкой и щипцами для завивки.

– Это для усов, – объяснил Пуаро, тряхнув щипцами.

Доктор во все глаза следил за ним. Пуаро распрямилпроволочные полушария, осторожно положил обуглившийся клочок бумаги на одно изних, другое наложил поверх и, придерживая оба полушария щипцами, подержал этосооружение над пламенем спиртовки.