власти и ее служителях, которые являлись общим местом всей политической мысли во Франции позднего Средневековья.

Как уже отмечалось, для понимания контекста политических представлений, в котором возникают, артикулируются и развиваются ученые идеи, необходимым элементом является общественное мнение, получавшее легальное право голоса на собраниях Штатов. В работе привлекаются материалы трех ключевых собраний депутатов сословий, которые оказали существенное влияние на становление и развитие королевской администрации. Это протокол заседания Штатов в октябре 1356 г.[172], ознаменованного мощным движением за реформы в управлении, речь депутата от Парижского университета Жана Куртекюисса и ремонстрация королю депутатов от Парижа на Штатах 1413 г.[173] периода восстания кабошьенов, наконец протокол заседаний Генеральных Штатов в Туре в 1484 г.[174]

Если протокол Штатов октября 1356 г. остался для нас анонимным, то аналогичный протокол собрания 1484 г. вполне индивидуален и при авторской интенции к точности записей отражает воззрения «протоколиста» Жана Масслена. В еще большей степени это характерно для речи Жана Куртекюисса, который был не только активным участником восстания и выработки программы реформ (кабошьенского ордонанса), но и не чужд сферам власти, поскольку сменил Жерсона на должности канцлера Парижского университета и был королевским раздатчиком милостыни, членом Большого королевского совета и последовательным сторонником профранцузской партии, покинувшим Париж в 1422 г.

Массовые политические представления и мифы нашли место в сборнике французских «исторических песен и поэм»[175], отражавших расхожие мнения о власти, ее служителях, их обязанностях и превратностях службы.

При всей неполноте этих свидетельств мы можем сопоставить тематику и тональность общественной критики с мнением противоположной стороны. Это помогает выявить как особую позицию общества в отношении формирующегося государственного аппарата, так и топосы политических представлений эпохи, составляющие общую ткань политической культуры исследуемой эпохи с ее высокими идеями и массовыми представлениями, топосами и культурными кодами.

Частноправовые документы: завещания и эпитафии

В группу частноправовых документов входят два разных по характеру типа источников — завещания чиновников и их эпитафии. Следует отметить, что они впервые исследуются в подобном ракурсе и в едином контексте, хотя сами по себе были известны давно. Обращение к ним стимулируется методиками «новой социальной истории», которая раскрывает широкий эвристический потенциал в уже ставших традиционными типах источников[176]. При ограниченности сведений, исходящих непосредственно из чиновной среды, данные источники позволяют проследить стратегии социальной идентификации формирующегося слоя профессиональных служителей власти.

В нашем распоряжении имеются завещания чиновников конца XIV — начала XV в. из архива Парламента. Вначале следует сказать, что сама практика передачи завещаний под контроль королевской власти произошла в поворотное правление Карла V Мудрого, а возникающие сложности при исполнении последней воли завещателя и опытность королевских юристов-практиков стимулировали обращения к содействию королевских чиновников[177]. Со временем гранды и нотабли, а также сами королевские чиновники предпочитали передавать свои завещания под контроль Парламента. Однако завещания фиксировались в общем потоке регистров верховного суда.

Лишь с приходом на должность гражданского секретаря в 1400 г. Никола де Бая происходит бюрократическое усовершенствование: он решил переписать в отдельный регистр все завещания, исполнение которых находилось на тот момент в ведении Парламента[178]. Так появился на сегодняшний день уникальный регистр из 236 завещаний чиновников, иерархов церкви, городских нотаблей и иных высокопоставленных лиц[179]. Этот ценнейший регистр, к сожалению, сохранился не целиком: отсутствуют листы 265–509 (всего в регистре 521 лист in-folio).

По счастью, с этого регистра была сделана в XVIII в. копия: инициатива принадлежит историку Жакобу-Никола Моро, который при содействии эрудитов из Конгрегации св. Мавра осуществил гигантскую работу по составлению копий ценных, на их взгляд, источников для Кабинета хартий Королевской библиотеки[180]. В результате в Отделе рукописей Национальной библиотеки хранится копия этого регистра Парламента[181]. Но, увы, и она сохранилась не целиком: из трех изначально составлявших ее томов в настоящее время имеется только два; 1-й том пропал, а 2-й том начинается с середины фразы (переплет был сделан позднее). Несколько наиболее интересных с точки зрения издателя завещаний из этого собрания были опубликован А. Тюетеем[182].

Из сохранившегося свода оригиналов и копий завещаний мною были выделены те, которые составлены королевскими должностными лицами, находившимися в момент составления завещания или в течение жизни на королевской службе, а также их женами или родственниками — всего 121 завещание (51% от общего состава). Хотя полученный в результате массив сведений «просился» в статистическую обработку, мною было принято решение подавить в себе этот «основной инстинкт современного историка» по двум причинам. Прежде всего, содержащиеся в завещаниях сведения являются отрывочными, как в силу сохранности, так и по своей изначальной природе. К тому же, для корректных выводов необходимо сравнить данные о группе чиновников с аналогичными данными по всем другим социальным группам (знати, иерархам церкви, университетским деятелям и городским нотаблям), а это, очевидно, требует самостоятельного исследования[183].

Отказавшись от строгой статистики, при анализе текстов завещаний я обращала внимание на следующие сведения: различные формы корпоративной солидарности (дарения коллегам и корпорациям, состав душеприказчиков), особенности чиновной культуры (наличие книг и характер их распределения, дарения университетам и студентам), упоминания об институтах власти и о персоне монарха.

Оформлением отдельной социальной группы чиновников продиктован был и интерес к такому специфическому источнику, как надгробия и эпитафии. Собрание надгробий и эпитафий представляет собой во многих отношениях выдающийся источник по различным аспектам общественной жизни Франции Средневековья и Нового времени, не привлекавший до сих пор внимания исследователей. Создателем коллекции является Роже де Гэньер, еще один эрудит рубежа XVII–XVIII вв.[184]

Роже де Гэньер был ученым медиевистом, страстно увлеченным собиранием различных свидетельств старины. Одной из жемчужин его коллекции является собрание копий всех сохранившихся к тому времени надгробий и могильных плит в церквах Парижа. Цель Гэньера была достаточно скромна по сравнению с итогом его трудов: он решил запечатлеть надгробия и могильные плиты в качестве ценного источника по истории костюма. По его поручению и за его счет работала в 1670–1715 гг. целая бригада художников-копиистов, сделавших рисунки с невероятной точностью. Всего ими было создано 3500 рисунков. Это собрание зарисовок надгробий и изображений на могильных плитах в настоящее время издано целиком и представляет собой ценный источник не только по истории костюма, но и по формам репрезентации изображенных на них персон[185].

Однако и этим ценнейшим материалом не исчерпывается состав сделанных Гэньером копий: по его просьбе были скопированы и все эпитафии, вне зависимости от того, сопровождали они какое-то изображение или нет. Так благодаря побочной заботе эрудита о точности в распоряжении историков оказалось гигантское собрание всех