— Именно. Над раскольниками. Кощунства тамкакие-нибудь, а еще лучше бы изуверства. Глумление над православными святынямитоже неплохо. Начать надобно с какого-нибудь купчины, из особо почитаемых. Убогатого человека мошна всегда впереди веры идет. Как следует прижать — пойметсвою выгоду, отступится, а за ним и многие потянутся. Сейчас со староверов,поди, и полиция мзду имеет, и консисторские, и ваши судейские, а тут мы с нихвозьмем не деньгами — троеперстием, и чтоб непременно с чады, домочадцы иприхлебатели. Каково?

— Не имеют, — ответил Матвей Бенционович,вычисляя какую-то головоломную комбинацию.

— В каком смысле?

— Полиция и консисторские с раскольников. Исудейские тоже. У нас в губернии не заведено-с. Пешечку возьму.

— А ферзь? — удивился Бубенцов, но тут же немешкая ферзя сожрал. Вот так же и покровители ваши съедены будут, и в самомскором времени. Мне, господин Бердичевский, понадобится в помощь опытныйзаконник, хорошо знающий местные условия. Подумайте. Это ведь большой карьеройпахнет, хоть бы даже и не по чисто юридической, а по церковно-судебной части. Тами ваше еврейство не помеха. Многие столпы благозакония происходили из вашейнации, да и сейчас среди выкрестов имеются ревностнейшие пропагаторыправославия. И про последствия упрямства тоже подумайте. — Он красноречивопомахал взятым ферзем. — У вас ведь семья. И я слышал, снова прибавлениеожидается?

Отчаянно труся и оттого избегая подниматьглаза от доски, Матвей Бенционович пробормотал:

— Извините, сударь, но, во-первых, вам мат. Аво-вторых (это он произнес уже совсем почти что шепотом и с сильным дрожаниемголоса) — вы негодяй и низкий человек.

Сказал и зажмурился, вспомнив разом и продвойную дуэль, и про двенадцать детей, и про грядущее прибавление.

Бубенцов усмехнулся, глядя на побледневшегохрабреца. Оглянулся, нет ли кого поблизости (никого не было), пребольно щелкнулМатвея Бенционовича по кривому носу и вышел вон. Бердичевский шмыгнул ноздрями,уронил на шахматную доску две вишневые капли, сделал неубедительную попыткудогнать обидчика, но в глазах от выступивших слез всё затянулось радужнойпленкой. Матвей Бенционович постоял-постоял и снова сел.

* * *

И теперь осталось только рассказать про свитунеобычного синодального проверялыдика, ибо в своем роде эта пара была не менееколоритной, чем сам Владимир Львович.

Секретарем при нем состоял губернскийсекретарь Тихон Иеремеевич Спасенный, тот самый благообразного вида господин,что ласково кивнул будочнику из окна черной кареты. По самой фамилии этогочиновника, а еще более по манере держаться и разговаривать было ясно, чтопроисходит он из духовного звания. Говорили, что Константин Петрович приблизилего к своей особе, выдвинув из простых псаломщиков — видно, усмотрел в скромномпричетнике нечто особенное. В Синоде Тихон Иеремеевич состоял на должностимелкой, невидной и малооплачиваемой, однако часто бывал удостоен доверительных,с глазу на глаз, бесед с самим обер-прокурором, так что многие, даже и средииерархов, его побаивались.

К Бубенцову этот тихий как мышь чиновничек былприставлен в качестве ока доверяющей, но проверяющей власти и поначалу выполнялсвои обязанности добросовестно, но ко времени прибытия вышеупомянутой кареты вЗаволжск совершенно подпал под чары своего временного начальника и сделалсябезоговорочным его клевретом, очевидно рассудив, что «никтоже может двемагосподинома работати». Чем взял его Владимир Львович, нам неведомо, нодумается, что для такого изобретательного и талантливого человека задача оказаласьне из трудных. Тихон Иеремеевич сохранил верность своему ремеслу, только теперьшпионил и вынюхивал не во вред Бубенцову, а исключительно ради его пользы —очень возможно, что, будучи человеком дальнего ума, углядел в подобной сменевассальной зависимости для себя выгоду. При невеликом росте и вечной привычкевтягивать голову в плечи Спасенный обладал противоестественно длинными,клешастыми руками, свисавшими чуть не до колен, поэтому Владимир Львович первоевремя звал его Орангутаном, а после приспособил ему еще более обидную кличкуСрачица. (Дело в том, что Тихон Иеремеевич отличался истовой набожностью, черезслово, к месту и не к месту, употреблял речения из Священного Писания и как-тораз имел неосмотрительность произнести перед своим сюзереном, что во убережениеот лукавого носит под сюртуком некую особенную сорочку, которую назвал«освященной срачицей».) На шутки начальника Спасенный, как подобаетхристианину, не обижался и лишь кротко повторял: «Окропиши мя иссопом иочищуся, омьюши мя и паче снега убелюся».

Губернский секретарь повсюду тенью следовал заБубенцовым, однако при этом каким-то чудом успевал еще и мелькать в самыхнеожиданных местах, благо в Заволжске он освоился на удивление быстро. То еговидели в храме подпевающим на клиросе, то на базаре торгующимся из-за меда спасечниками-староверами, то в салоне у Олимпиады Савельевны беседующим состряпчим Коршем, который считается у нас в губернии первым докой понаследственным делам.