сражение одним ударом и забрать всю славу себе. Это было обычное дело — сарацины часто ставили всё на сокрушительный удар своей могучей конницы. Только турмы, обученные по испанскому образцу, выстояли и нещадно обстреливая массы конных, остановили их и раз, и другой. Мюсселимы, после столкновения с ромеями отступили к своим, смешав ряды наступающей пехоты и создав не на самом просторном месте пробку, и чуть не посеяв панику среди армии Селима Второго. Это дало какое-то время ромеям, чтобы отвести основную часть войск назад под прикрытием артиллерии.

Пока ромеи отступали, многие иноземные воины показали, что они добрались до этих земель не для грабежа, и до последнего следовали своему воинскому долгу. В частности, в этом сражении с лучшей стороны себя показали госпитальеры/иоанниты — старый монашеско-рыцарский орден.

Тогда Теодор этого не мог знать, но иоанниты (среди которых были и французы), заняли селение, рядом с которым располагались их позиции. Они несколько атак даже янычар, из-за чего не смогли вовремя отступить, и постепенно оказались в окружении наступающих румелийцев. На все предложения сдаться они отвечали ружейным огнем своих мушкетеров, мешая преследованию отступающим турмам.

И султану пришлось задержаться, чтобы подавить этот очаг сопротивления.

Разобрав дома крестьян на укрепления/завалы, превратив деревню в укрепленный лагерь во время передышек, иоанниты, осененные красным флагом с восьмиконечным орденским крестом, засели там крепко. Всего около пятисот мушкетёров и столько же рондашьеров, и прибившихся к ним отдельных воинов других турм. Пока румелийцы не подтащили пушки и не снесли все их баррикады, и все хоть сколько-нибудь целые дома. Но вместо того, чтобы ждать когда их расстреляют, оставшиеся орденские солдаты под пение псалмов и орденского гимна ринулись на изумленных сарацин.

— Ave Crux alba, summae pietatis signum,

Ave Crux alba, salutis nostra sola spes,

Corda fidelium inflamma, adauge gratiam, adauge gratiam.

Ut omnia vincat tuorum ardens caritas,

Ut omnia vincat tuorum ardens caritas.

(Радуйся, белый Крест, знак высшего благочестия,

Радуйся, белый Крест, единственное наше упование на спасение,

Зажигай сердца верных, умножай благодать, умножай благодать,

Чтобы все побеждала пламенная любовь твоих людей,

Чтобы все побеждала пламенная любовь твоих людей)

И сами сарацины в дальнейшем говорили, что мало в их истории было случаев, когда им приходилось драться с таким тяжёлым, упорным противником, который показал презрение к смерти

— Allah! Allah! — звали они своего бога. — Inşallah!

— Pro Fide! Pro Utilitate Hominum! — летело им в ответ.

— Смерть неверным! — звучало с обеих сторон.

В яростной схватке все орденские братья и приставшие к ним в этот печальный день дорого продали свои жизни, но не дрогнули и кровью вписали свой подвиг в историю мальтийского ордена. Их останки были растерзаны мстительными врагами (головы убитых были насажены на пики, а раненые подверглись чудовищным пыткам) и не удостоены погребения.

Именно подвиг иоаннитов, жизни их рыцарей и солдат дали шанс солдатам разбитой ромейской армии, спешно отступающих по узкой горной дороге, по которой только утром шли в обратном направлении, отступая обратно в узкие горные долины. Им пришлось бросить пушки и практически весь обоз. Лишь несколько самых лёгких калибров утащили где на телегах, где пушкари вытянули на себе.

Они вновь отходили в долины, где румелийцам, наседающим на пятки, не было возможности развернуть свои маневренные войска. От вражеской пехоты оторвались, а оставшиеся длинные пики и тяжелые пули на узкой дороге позволяли не так опасаться всадников

Уставшие солдаты бросали тяжелое железо, торопясь спасти свои жизни. Ведь многие из солдат, и так уставшие, под теплым дневным солнцем очень скоро начали осознавать всю тяжесть того немалого груза, под которым мы были обречены совершать переходы и сражаться.

Тяжесть, которую Лемк сам испытывал, была огромной, и он не раз видел, как многие из солдат, не бросивших доспехи и оружие, надеясь на них в столкновении с врагом, либо опасаясь трибунала, тонули на переправе, либо просто падали без всяких сил. Теодор сам закрывал глаза на то, как его люди избавлялись от некоторых «ненужных» элементов экипировки.

Вдоль дороги можно было увидеть скинутые половинки кирас, лежащие подобно яичной скорлупе, и кучки кольчуг. Были даже те, кто избавился от пик. С 18 футовым другом особо не побегаешь, а для «личных» нужд всегда есть клинок на поясе.

— Вы хоть знаете, сколько они стоят?

— Жизнь дороже… — отвечал один, шатающийся от усталости солдат, укладывая вещи под только начинающем зеленеть деревом, чтобы успеть за товарищами. Если отстать от войска, то быть убитым преследователями шанс был слишком высоким. Оказаться же их рабом было хуже смерти.

— Лагатор, не можу! — обливались потом даже упертые войнуки, зная, что если теперь попадут к сарацинам, то не стоит и надеяться на пощаду после перехода на сторону единоверцев. Фляги с водой, мушкеты и аркебузы, патроны на бандероли, не считая сушеной говядины и сухарей, было лучшим, что у них было. Находились ромеи, которые избавились и от клинков. Что же, с каждым километром небольшой вес даже в три фунта увеличивался всё больше и больше. Местные жители немало в дальнейшем собрали в кустах панцирей контарионов на «дороге горя».

Теодор всех сейчас понимал, у него у самого уже одеревенели плечи, спина и руки от мушкета, пусть он и был янычарский, облегченный. Но если контарион без доспеха встанет в первый ряд против сарацинской конницы, то долго ли он сможет выстоять под ударами и выстрелами?

С начала войны это было самое тяжелое испытание, которое выпало на долю солдат.

Лемк был в числе тех, чья рота/кентархия в числе первых шла на штурм переправы на реке Вите, которая, как узнали, была занята либо обошедшим их отрядом врага, либо бандой недобитых зейбеков. Никто не разбирался. Ведь когда части отступающих ромеев вышли на берег речки, они оказались под ружейным огнем. И прежде чем ромеи добрались до них, также пришлось пересечь длинную дорогу, при переходе через которую много столпившихся в кучу солдат были ранены либо кем-то из врагов, залегших в засаде. Тем не менее, яростным ударом, в отчаянном рывке, скопефтам и растерявшим пики контарионам не потребовалось много времени, чтобы вброд перейти речушку, и когда оказались за ней, открыли огонь, а затем бросились в атаку, перебив или обратив врагов в мешковатых шальварах в бегство.

Усталые, изможденные солдаты не могли совершать переход дальше. И кое-как наладивший управление хартуларий по совету офицеров приказал занимать оборону здесь, надеясь на ландшафт.

Берег здесь был удобный, высокий, постепенно поднимающийся,