— Ты не обманываешь, Шандор, не обманываешь?

Ирвин дёрнулся под руками Шандора, и корни тут же обвили и его лодыжки тоже.

— Пусти! — Ирвин сам не знал, кому кричит. — Пусти, пусти!

— Вот видите? Пугаете ребёнка. Ну-ка, хватит.

Такого голоса Ирвин у Шандора, кажется, ещё не слышал — если только в обители, в самом начале. Секунду назад лес ещё шумел и корни сдавливали ноги, и вдруг всё стихло — корни опали наземь, деревья застыли.

— Он твой, Шандор?

— Он мой.

— Не отдашь?

— Не отдам.

— Ты за лес или за людей?

— За лес и людей. Но мальчик со мной. Ирвин, дыши глубоко, ничего не бойся. Это лесные девы, они всех сперва боятся.

— И вовсе не боимся, не боимся!

— Пришёл неведомо откуда и привёл кого-то!

— Давно не видели!

— А тебя ждут уже, ждут, ждут!

— Кто меня ждёт?

— Рыжая!

— Девушка!

— Вышла навстречу!

— Просила предупредить!

— Она с друзьями!

Шандор вздохнул и сказал:

— Ничему не удивляйся.

И напоказ поднял руки с раскрытыми ладонями. Он же умеет драться, почему он?..

— Ирвин, не бойся. Это друзья, но это… буйные друзья.

Да о ком он вообще? Ирвин шарахнулся бы, но Шандор снова придержал его за плечи одной рукой — другую так и держал поднятой.

— Не бойтесь, — говорил он нараспев, — мы никому не хотим зла. Мы просто путники.

— Знаем мы этих путников!

Вздох, шорох, звук борьбы — и вот уже на поляне оказалась взъерошенная девушка с чёрными волосами и рукой на перевязи. Другой рукой она сжимала нож. Шандор сказал:

— Ну здравствуй, Ирма. Что это с рукой?

— Какая вам-то разница? — Девушка обходила их кругом и медленно, выставив нож, будто боялась, что Ирвин или Шандор на неё напрыгнут. Позади Ирвина тоже кто-то стоял, так близко, что Ирвин чувствовал дыхание. И повсюду: вокруг поляны, и в кустах, и за деревьями — стояли и сидели девушки. Как будто кусты плодоносили глазами, блестящими, настороженными, тёмными. И у всех, кого Ирвин видел полностью, ладони были на рукоятях ножей. Откуда-то сверху слышались невесомые смешки — эхо не эхо, ветер не ветер?

Шандору было будто всё равно. Он пожал плечами, сказал:

— Да, да, внушаете страх, я понял, я проникся. Видите, я не двигаюсь. Что такое?

— Вы привели… вот этого.

— И что?

— От него пахнет смертью.

— Он живой. Извини, Ирвин, в третьем лице людей вообще-то обсуждать невежливо.

— Ой да подумаешь, какие нежности! Пошли.

— Куда?

— В наш лагерь. Марика придёт и разберётся, настоящие вы или нет.

— А ты сама не чувствуешь?

— Поговорите ещё.

— А можешь сказать, сколько меня не было?

Черноволосая нахмурилась:

— Два месяца с хвостом. Приходишь, пахнешь камнем и говоришь, что вы простые путники.

— Ну ладно, может, непростые, — согласился Шандор; девушка пятилась, но не спотыкалась, и Шандор шёл за ней; если он побежит, если обманул, то Ирвин за ним не успеет. — Непростые, но мирные. Мы тихие. Идём своей дорогой, никого не трогаем.

— Тогда почему вы сто лет топтались на границе?

Ирвин по голосу уловил то мечтательное выражение, которое появлялось на лице у Шандора, когда он что-то объяснял:

— Я показывал мальчику смолу.

— Он что, не видел? А потом, когда вы на землю плюхнулись?

— А. Мальчик предлагал мне умереть, но передумал. Можно я опущу руки?

Ирма запнулась на миг, и кусты тут же дрогнули: дети леса готовы были прийти ей на помощь.

— Только попробуйте! — Она сильнее сжала нож, и Ирвин вспомнил, что Шандор, когда резал ветчину, держал его иначе. — А говорите, он нормальный! Умереть!

— Ну не вам же, а мне. А это наше дело.

— А вот придёт атаман и узнаем, что тут ваше, а что наше!

— Атаман — это нынче у нас Марика?

Ирма молчала. Не понять было, кто из них кого ведёт.

Они продрались через заросли малины и оказались на поляне. Вместо травы и хвороста она была устлана лапником, а вместо заячьей капусты и кустов на ней стояли шалаши из веток и досок, обтянутые где холстиной, где корой.

— Это ваш лагерь?

— Сами знаете, что да.

— А мальчик что, немой?

— Не хочет говорить — имеет право.

— Да ну? — Ирма покосилась на Ирвина, потом на Шандора и пожала плечами. — Ну и добренький вы, я посмотрю.

— А где же атаман, позволь спросить?

— Она пошла за водой. Давайте-ка вы сядете, а то ваши свободные руки мне не нравятся.

На миг мелькнула мысль сбежать самому, но их уже привязывали к двум соседним стволам стройных деревьев на краю поляны — и хорошо, что стройных, потому что руки им связывали за спиной с другой стороны ствола. Невыносима была мысль, что он не сможет шевелиться, и он хотел было закричать и вырваться, сделать хоть что-нибудь, пусть лучше сразу нож, но Шандор сделал большие глаза и опять уставился в никуда с этим своим блаженно-отрешённым видом.

— Еда есть? — Ирма завязывала за спиной Шандора какой-то очень долгий узел и одновременно говорила: — Мне обыскивать?

— Бедные дети. Сотворить вам что-нибудь?

— Вы серьёзно сейчас? Это мы-то дети? — Ирма здоровой рукой и зубами затянула узел так, что Шандор зашипел, тут же выругалась и принялась ослаблять, поддевая верёвку лезвием в опасной близости от его запястий. — Мы дети? Вы вообще не думаете, что говорите.

— А что, не дети? Ну живёте в лесу, пугаете людей.

— Налаживаем отношения с дриадами.

— И это тоже.

— Вообще-то, пока кое-кого не было, мы тут не шуточки шутили. У нас миссия.

— Арчибальд знает?

— Знает, но не одобряет. Сделал вид, что его это не касается. А мы хотим, чтобы дриады не шарахались от путников, а путники — от дриад.

— А почему у вас лагерь вблизи границы?

— Марика вас ждала, вот почему.

— Обоих нас или меня как единицу?

Ирма не ответила. Шандор болтал с ней, будто ничего и не случилось и будто связанные руки в порядке вещей. Спина чесалась под рубахой — не дотянешься. Зато он, Ирвин, успел посмотреться в зеркало, ещё вчера успел — такое странное лицо, одновременно недовольное и испуганное. И волосы светлые и вьются.

— Ирма, ты хочешь или нет, чтоб я осмотрел руку? Можешь даже меня не развязывать, я аккуратно.

— Я вам не Марика, чтобы со мной сюсюкаться, — сказала Ирма, но тут же опустилась рядом. — Что, правда вылечите, господин маг?

Другие дети леса так и стояли в сумраке, безмолвные, одинаковые.

— Дай посмотрю, — сказал Шандор своим всепонимающим тихим голосом. Мельком мазнул взглядом по Ирвину — всё в порядке? — и наклонился к девушке, насколько позволял её же узел.

— Эй, атаман идёт!

Ирма отпрянула, вскочила, замерла. На поляну пружинистым, бодрым шагом вышла девушка в обнимку с ведром. С плеском поставила у ног и оглядела всех. Волосы у неё были каштановые, короткие, с мокрыми кончиками, а глаза — блестящие, как вишни, если бы вишни могли быть коричневыми. Она вся была ладная, здоровая, и лицо у неё блестело от воды.

— Ну молодцы, ни часовых, ни переклички. А это что? У нас гости?

— Пленные у нас, — Ирма вытянулась чуть ли не по струнке, — шли по тропе, топтались на границе.

— А ты и рада нежничать? Кто такие?

Свет на поляну проникал только пятнистый, лица казались погружёнными под воду, и девушка села на корточки, чтоб рассмотреть их с Шандором поближе. Почему-то Ирвин не сомневался — эта сперва заставит вылечить больную руку, а потом полоснёт ножом — и поминай как звали. Шандор вдруг улыбнулся широко, спокойно, как будто видел самый лучший сон, но глаза у него были открыты. Будто он мог сейчас что-то сказать — и выйдет солнце, и верёвки растворятся, и все они вдруг попадут домой: и сам Шандор, и Ирвин, и Ирма, и даже эта атаман, — вдруг оказалось, что волосы у неё не каштановые, а тёмно-рыжие. И ещё у неё были веснушки. Она как будто бы поймала улыбку Шандора и подавилась — приоткрыла рот, потрясла головой и вдруг ударила в ствол кулаком, уткнулась Шандору в плечо и заскулила.

— Ну что ты, — сказал он голосом, какого