ты снова ничего не будешь говорить. «Я хочу, чтобы ты разрешил существовать и тому и другому одновременно».

— А ты будешь со мной?

— Да, да, конечно.

Чем больше времени я проводил с тобой бок о бок, тем больше приходил в себя. Во сне не видишь собственные руки, заусенцы, царапинки на коже, а я теперь снова видел мельчайшие штрихи. Как будто зрение улучшилось, хотя я и не жаловался.

— Сколько там времени прошло?

— Совсем немного.

Я попрощался с матерью, отец пожал мне руку. Маленьким мы соврали, что скоро вернёмся, и Яна сказала:

— А вот и неправда.

Мы все сделали вид, что не заметили. Всё это было, будто я на четвереньках пытался втиснуться в детский домик из подушек и, конечно, уже не влез. У матери всегда холодные пальцы. В день, когда мы собрались уходить, она одна вышла нас проводить и сказала:

— Пусть в вашем мире вам сопутствует удача.

Обычно, когда мы с тобой шагали сквозь, я не замечал момент перехода — как моргнуть. Но в этот раз ты тоже показал картинку — твоя спальня, Марика у кровати, Илвес ходит взад-вперёд и что-то говорит.

— Давай, ты первый, ты хуже умеешь.

Ты улыбался как всегда — не то устало, не то смущённо, розы в дворцовом саду потихоньку опадали, мама стояла у входа в беседку, как статуя. Как женщина с картины. Я обернулся, чтобы всё это запомнить, и сделал шаг вслепую, а когда оказался по ту сторону, обнаружил, что ты всё ещё там, в саду. И ты сказал:

— Помнишь, я говорил, что останусь с тобой, что бы там ни было? Прости меня. Я соврал.

И сад исчез. Потом твой опекун объяснял: ну разумеется, это была ловушка, я показал самое милое и приукрасил, я так и думал, что ты поведёшься, тебя растили в этой вашей любви, что тут ожидать. Ты провалил последнее испытание, и я не могу тебя уважать, хотя на некоторые мои вопросы ты и ответил «нет», и это правильно. Но Шандор полез в мой капкан вместо тебя. Наверное, всё-таки есть что-то в этих ваших рассказах про привязанность, если он бросил всё, что так любил. Наверное, есть что-то, чего я не понимаю. Я короную тебя, как он и хотел. Делайте что хотите — рушьте дворец, сливайте миры, и пусть русалки пляшут в тронном зале, я устраняюсь.

Давайте, рушьте мир и стройте лучший.

Я ненавидел тебя больше всех на свете — только ты мог спасти и бросить одновременно. Поэтому после похорон, на коронации, всё ещё в вихре вишнёвых лепестков, я сказал:

— Нет.

Я не хотел, чтоб Марика всю оставшуюся жизнь проходила в твоей рубашке. Чтоб Яна ещё похудела, и стала ещё резче в движениях, и грозилась уехать из дворца, но не уезжала. Чтоб Илвес морщился от непривычной тоски и всё никак не мог её прогнать. Чтоб мир скукожился и пожух — куда ещё? И чтоб твой опекун продолжал делать вид, что не скучает.

Я сказал:

— Нет.

Я менял мир, прямо пока стоял в свежевозложенной короне. Я чувствовал нити, за которые тяну. Я желал: чтобы ты сам решал, где тебе быть. Чтоб ты вернулся, если бы захотел, или не вернулся. Чтоб ты на ком-нибудь женился, если пожелаешь. Чтоб ты смог завести своих детей. Я отменял: отчаяние, подвал, все эти многолетние приношения крови. Я рос почти без них, я их не помнил, и мне не было страшно. Всем всегда казалось, что после смены историй новая может и не наступить, поэтому лучше держаться за то, что есть, лучше скреплять всё хотя бы и кровью, но я думал — какая же это ерунда. Какой же это дурацкий обман, что для всего хорошего нужны жертвы, и как жалко, что я так поздно это понял. Я вспоминал яблоки, реку, дом у леса, смех Марики, всё, что было в моём детстве, всё то, что ты старался показать, и мир светлел, потому что я знал, что он такой. Сколько же страха мы себе сами надумали. Сколько ужаса. И где-то там, ещё толком не понимая, что случилось, но чувствуя, что что-то изменяется, ты поднял к небу голову и улыбнулся.

Пролог

Часть первая. ПУТЕШЕСТВИЕ

Часть вторая. ВЗРОСЛЕНИЕ

Часть третья. ДВОРЕЦ