Он нажал кнопку звонка, и в дверях почти сразу же возникмолодой человек в железнодорожном вицмундире, с безукоризненным пробором имоноклем в глазу. К некоторому удивлению Бестужева Гейльборн, вместо того,чтобы задать вопрос или дать конкретное поручение, распорядился только:

— Принесите нам чаю, Мориц.

Молодой человек очень быстро вернулся с мельхиоровымподносом, где в начищенных массивных подстаканниках исходили парком два стаканачая и в алой розетке из богемского стекла искрился наколотый сахар. Положив двакусочка, Бестужев размешал сахар и тут же положил ложечку на белоснежнуюсалфетку — он сейчас был австрийцем, а ложечку в стакане оставляют только вРоссии: как-никак пожил в Лёвенбурге достаточно, присмотрелся к обычаям немцев…

Господин Гейльборн, поворошив бумаги на столе, почти сразуже поднёс к глазам одну из них:

— Передвижной цирк-шапито Лябурба… Ну да, конечно…Сегодня в восемь сорок пять утра погрузился на грузопассажирский состав, прямымсообщением следующий в Париж. Пятнадцать лошадей, для которых потребовались двалошадиных вагона… Шесть фургонов — это две грузовые платформы… Одиннадцать меств багажном вагоне… девятнадцать пассажирских билетов… Это, вне всякогосомнения, те, кого вы ищете. Все, и люди, и лошади, и багаж, следуют прямикомдо Парижа. Это всё, чем я могу вам помочь — с той минуты, как они погрузилисьна поезд, вышли из сферы моей компетенции.

— Прямиком в Париж…

— Да, именно.

— Париж… — грустно произнёс Бестужев. — Да,Минна всегда мечтала там побывать… Я пущусь вдогонку…

— Вы можете даже их опередить, если воспользуетесьэкспрессом, — подсказал господин Гейльборн. — Грузопассажирскиепоезда не особенно быстры, если вы купите билет на «Ориент-экспресс», отходящийсегодня вечером, вы и тогда их опередите в Париже.

Бестужев рассыпался в сбивчивых, сумбурных благодарностях.Он и в самом деле рад был получить точные сведения, но мысли его были занятысовершенно другим: почему документ о столь рядовом клиенте, каким, несомненно,был цирк Лябурба, оказался на столе Гейльборна? Не мог же он заранее знать овизите соломенного вдовца, смешного и нелепого Фихте? Подобных клиентов в сфередеятельности Гейльборна за день проходят десятки, если не сотни. Это должноиметь какое-то объяснение…

— Какое-то чудо… — пробормотал он, шумно, внаигранном волнении прихлёбывая чай. — Я и не думал, что на железныхдорогах столь строгая отчётность и оперативность… Вы мне помогли, нисколечко нерассуждая…

Господин Гейльборн уже убедился, что бедолага-посетительсовершенно не опасен и хлопот не доставит. Он ответил благодушно, охотно:

— Ну, виной всему даже не оперативность… По совестипризнаться, это грустное совпадение. Три часа назад ко мне явилась врасстроенных чувствах молодая особа, иностранка, дама из Северо-АмериканскихСоединённых Штатов. Бедняжка оказалась в затруднительнейшем положении: её муж,увлёкшись воздушной акробаткой из цирка Лябурба, неожиданно укатил вместе сней… Дама в ужасной ситуации, места себе не находит…

Бестужев нисколечко не вышел из роли, лицо его по-прежнемуоставалось скорбным, стыдливо смущённым. Но про себя он энергично и пространноохарактеризовал эту молодую даму в тех словечках, какие употреблялись в чистомужском обществе кавалерийских офицеров…

В такие совпадения он не верил нисколечко. По его глубокомуубеждению, в Вене имелась одна-единственная молодая американка, способнаявыкинуть такой фортель. На несколько часов раньше него осуществившая ту жезадумку. Повторялась история с гостями профессора Клейнберга: сразу несколькимлюдям одновременно пришла на ум неплохая идея, и каждый считал, что только ондо такого додумался… Конечно, это Луиза, кто же ещё? Пора побыстрее убиратьсяотсюда, пока не явился ещё один расстроенный муж или озабоченный папенька.Положительно, удачные идеи носятся в воздухе… Интересно, каким образом Луизавзяла след? Как бы там ни было, след она взяла…

— Я прекрасно понимаю, что вам это не может послужитьутешением, — продолжал Гейльборн. — Но, как видите, не вы одиноказались в столь печальном положении. Вам, можно сказать, повезло — справкауже была у меня на столе. А бедной даме пришлось ожидать три четверти часа,пока мои подчинённые копались в бумагах…

— Да, да… — пробормотал Бестужев.

— Прямо-таки поветрие, — сказал Гейльборн. —Во времена моей молодости, в Линце, пришлось столкнуться с чем-то подобным: вгороде гастролировал довольно многочисленный венгерский оркестр, и, когда онуехал, оказалось, что вслед за музыкантами увязались сразу три девицы — причёмречь шла о барышнях из весьма приличных и благопристойных семейств… Ах, этанеистребимая тяга к романтике на фоне серых будней… По моему глубокомуубеждению…

Бестужев уже не слушал дальнейших разглагольствований: онотставил опустевший стакан, вскочил и, кланяясь, бормоча сумбурныеблагодарности, бочком-бочком направлялся к двери — вряд ли собеседник могудивиться столь эксцентричной манере прощаться, учитывая личность «соломенноговдовца». Он и не удивился, благодушно кивал вслед с видимым облегчением…

Оказавшись на улице, Бестужев подумал, что оказалсясовершенно прав в своих предположениях. Не стоит и гадать сейчас, что именно связываетэтого Лябурба (о котором рассказал Жак) с Гравашолем — что-то навернякасвязывает. Это уже второстепенные детали, которыми не стоит сейчас забиватьголову.

Странствующий цирк, цирковые фургоны, циркачи… Ну конечноже, Гравашоль, как человек умный и хитрый, не мог не понять, что захватитьШтепанека — полдела, нужно ещё ухитриться вывезти его из страны, не попавшись.Как уже было подмечено, мы обитаем не в авантюрном романе, а в реальной жизни,в благополучной Европе, где полиция работает хватко и чётко, а жизнь сплошь ирядом уподобляется отлаженному часовому механизму, где всякая странностьспособна привлечь внимание — особенно если учесть, что и банда Гравашоля, иШтепанек объявлены в розыск, и не кем-нибудь, а тайной полицией…

Чересчур рискованно было бы в таких условиях покидатьАвстро-Венгрию в обычном пассажирском поезде. Можно посадить Штепанека в самыйугол купе, окружив его угрюмыми анархистами с руками в карманах — но достаточноодного его выкрика во время паспортного контроля на границе, чтобы началаськутерьма… Пытаться пересечь границу украдкой, в стороне от основныхтранспортных магистралей — предприятие долгое, сложное и требующее массывремени — учитывая, что на пути во Францию отсюда придётся пересечь изряднуючасть германской либо итальянской территории. Двигаться окольными дорогами,глухими местами — сколько ж времени потребуется?

А вот переезжающий с места на место странствующий цирк… Небудет преувеличением сказать, что всякий благонамеренный обыватель (в том числеи полицейский служащий) полагает циркачей народом, мягко выражаясь, странным. Ис обычными мерками к ним не подходит, заранее предвидя, что может столкнуться смассой чудачеств. Ручаться можно, что ни один полицейский, ни один тайный агентне удивится, когда на границе обнаружится, что в одном из фургонов валяетсявдрызг пьяный циркач. Никому и в голову не придёт, что он не пьян, а, скажем,одурманен наркотическими веществами наподобие опиума… а впрочем, можнопоступить проще, насильно напоить вмёртвую… Надо полагать, у Гравашоля хватитсообразительности как-то изменить внешность Штепанека. А документы у «пьяного»циркача наверняка будут в полном порядке — тут уж Гравашоля и учить не надо, онза долгие годы поднаторел в использовании фальшивых документов.