Самым естественным образом, не говоря ни слова и ни с кем несоветуясь, дон Корлеоне разрешил мальчику остаться в его доме. Он отвел его кокулисту, который в два счета расправился с воспалением глаз. Он послал юношу вколледж, а потом на юридический факультет университета. И при всем при этом дондействовал не как отец, а как опекун. Ко всеобщему удивлению дон Корлеоне был сХагеном более деликатен, чем со своими сыновьями, и не навязывал ему свою волю.Юноша сам решил поступить после колледжа на юридический факультет. Он слышал,как дон Корлеоне однажды сказал: «Адвокат с его папкой может своровать в стораз больше, чем человек с пистолетом». Фредо и Сонни выразили желание (кстати,к неудовольствию отца) сразу по окончании школы вступить в семейное дело. Одинтолько Майкл продолжал учебу в колледже и на следующий день после нападения наПирл-Харбор пошел добровольцем в морской флот.

По окончании юридического факультета Хаген женился. Невестабыла итальянкой из Нью-Джерси, выпускницей колледжа, что для тех времен былобольшой редкостью. После свадьбы дон предложил Хагену поддержку в любом егоначинании: он был готов посылать ему клиентов, оборудовать его кабинет, сделатьего по-настоящему богатым.

Том Хаген почтительно склонил голову и сказал дону:

— Я хотел бы работать на тебя.

Дон был удивлен:

— А ты знаешь, кто я? — спросил он.

Хаген утвердительно кивнул головой. На самом деле он ипонятия не имел о масштабах деятельности дона, тогда, во всяком случае.Полностью в дела он был посвящен через десять лет, после того, как сменилДженко Абандандо.

— Я буду работать на тебя так же, как и твоисыновья, — сказал Хаген, имея в виду бесконечную преданность ибеспрекословное подчинение дону. Дон, о могуществе которого уже в те временаходили легенды, впервые выказал отцовскую любовь к юноше, выросшему в его доме.Он обнял и поцеловал Хагена, и потом относился к нему, как к настоящему сыну,хотя время от времени и говорил: «Никогда, Том, не забывай своих родителей».

Но Хаген и при желании не мог бы их забыть. Его мать былагрязной полуидиоткой и страдала такой тяжелой формой анемии, что была не всостоянии заботиться о детях или питать к ним хоть каплю любви. Отца Хагенненавидел. Слепота матери напугала его, и воспаление глаз былопредзнаменованием для него близкой гибели. Он был уверен, что скоро ослепнет.После смерти отца Хаген начал вести себя довольно странно. Он бродил по улицам,подобно животному, ожидающему смерти, пока, наконец, Сонни не привел его домой.То, что произошло после этого, было настоящим чудом. Но и потом ему частоснились по ночам кошмары — он видел себя старым слепцом с белым посохом, закоторым стайкой плелись его слепые дети и просили милостыню у прохожих.Просыпаясь, он обычно представлял себе лицо дона, и это вселяло в негоуверенность в завтрашнем дне.

Дон, однако, настоял, чтобы вдобавок к обязанностям поотношению к семье, он три года проработал адвокатом. Накопленный в эти годыопыт не раз пригодился в дальнейшем Хагену. Два года он проработал вадвокатской конторе, которая занималась уголовными делами и находилась подсильным влиянием дона. Хаген прогрессировал очень быстро и после того, какполностью перешел на службу к дону Корлеоне, последнему ни разу, на протяжениишести лет, не пришлось ни в чем его упрекнуть.

Когда его назначили исполняющим обязанности советника,сицилийские семьи начали называть семью Корлеоне «ирландской бандой». Этозабавляло Хагена. В то же время он понял, что не может рассчитывать на местоглавы семейного дела после смерти дона. Но он был доволен. Это никогда не былоего целью, так как подобное устремление было бы проявлением неуважения кблагодетелю и его семейству.

Было еще темно, когда самолет приземлился в Лос-Анжелесе.Хаген оформил место в гостинице, принял душ, побрился и заказал завтрак игазеты, за которыми он собирался убить время. На десять часов была назначенаего встреча с Джеком Вольтцем. К его удивлению, организовать встречу оказалосьделом несложным. За день до этого Хаген позвонил билли Гоффу, одному изруководителей профсоюза работников кинематографии. Действуя точно по инструкциидона Корлеоне, Хаген приказал Гоффу устроить ему встречу с Джеком Вольтцем инамекнуть Вольтцу, что если Хаген останется недоволен встречей, в студии можетвспыхнуть забастовка. Через час Гофф позвонил ему. Встреча состоится в десятьчасов утра. Вольтц понял намек относительно забастовки, но особого впечатленияна него, по мнению Гоффа, это не произвело. Он добавил:

— Если и в самом деле дойдет до этого, мне придетсясамому поговорить с доном.

— Если дойдет до этого, дон сам с тобойпоговорит, — ответил Хаген. Говоря это, он старался не давать никакихобещаний. Его не удивило то, что Гофф с такой готовностью выполнил указаниядона. Владения «семейства» ограничивались пределами Нью-Йорка, но своегомогущества дон Корлеоне достиг, благодаря помощи, оказанной им руководителямпрофессиональных союзов. Многие из них продолжали оставаться его должниками.

Но то, что встреча была назначена на десять часов, служилодурным предзнаменованием. Это означало, что Хаген будет в списке визитеров ичто он не будет приглашен на обед. Выходит, Вольтц не оценил его должнымобразом. Может быть, Гофф, который наверняка получает частые подарки отВольтца, угрожал недостаточно ясно? Иногда желание дона оставаться в тени шлоне на пользу семейному делу, поскольку часто его имя ничего не говорило людям.

Предчувствие не обмануло Хагена. Вольтц заставил егопрождать до половины одиннадцатого. Комната, в которой он ждал, былавеликолепно обставлена, а на диване напротив него сидела девочка такой красоты,какую Хаген в жизни не видел. Ей было не более одиннадцати-двенадцати лет иодета она была в простое на вид, но очень дорогое платье, которого непостыдилась бы взрослая женщина. У нее были золотистые волосы, синие, как море,глаза и сочный ротик. За ней присматривала женщина, видимо — мать, котораявремя от времени бросала на Хагена холодный и высокомерный взгляд, вызывавший вХагене желание взять и заехать ей кулаком в морду. «Девочка — ангел, а мать —дракон», — думал Хаген.

Наконец, вошла толстая, но красиво одетая женщина среднихлет и повела Хагена через целый ряд комнат в кабинет продюсера.

Джек Вольтц оказался высоким крепким человеком с большимживотом, который искусно прятался под великолепно сшитым костюмом. В десять летВольтц катал пустые бочки из-под пива в Ист-Сайд Нью-Йорка. В двадцать лет онпомогал своему отцу выжимать соки из рабочих. В тридцать лет оставил Нью-Йорк истал одним из основателей кинопромышленности. В сорок восемь лет Вольтц былодним из самых сильных людей Голливуда, грубияном, гоняющимся за проституткамии волком, нападающим на стада беззащитных молоденьких кинозвезд. В пятьдесятлет он начал исправляться. Он стал брать уроки по дикции, перенял приличныеманеры у своего слуги-англичанина и научился разбираться в одежде. После смертипервой жены он женился на очень красивой кинозвезде с мировым именем, котораяне любила сниматься. Теперь, в шестьдесят лет, он собирал картины знаменитыххудожников прошлых столетий, являлся членом кинокомитета при президенте,учредил и финансировал многомиллионный фонд для прогресса киноискусства. Егодочь вышла замуж за английского лорда, а сын женился на итальянской принцессе.