тонкости его неприязни к ее статусу. То, как он сказал «принцесса», его удивление, когда она не выбрала самое дорогое платье или самый дорогой билет на поезд, или то, как он проявлял почтение к людям с более низким доходом. Поначалу казалось странным, что миллиардер может вести себя так, но то, что он рассказал прошлым вечером о своем отце и о жизни на улицах Афин…

Марит передала ему чашку кофе и, не удержавшись, спросила:

— Как ты попал сюда с улиц Афин?

Ликос стоял у стола, глядя на нее сверху вниз, держа маленькую белую чашку, и выражение его лица казалось бы забавным, если бы оно не было полно глубокого потрясения, которое заставило ее тысячу раз пожалеть о своем вопросе, резком, несвоевременном и явно неприличном. Но она была не в состоянии остановить себя. Марит провела всю ночь, ворочаясь и думая о нем как о мужчине, а затем как о маленьком ребенке, которого эксплуатировал его отец… А что произошло с его матерью? И как он оказался на улице? Неловкое молчание между ними растянулось на несколько минут.

— Почему, принцесса, ты хочешь услышать мою историю о том, как я попал из грязи в князи? — съязвил он. — Ты не веришь, что такое может случиться?

— Ликос, прости. Я о другом.

— Тогда что ты имела в виду, принцесса? Потому что на мой взгляд…

— Я хочу знать о тебе больше!

Слова, злые и резкие, сорвались с ее языка. Что-то тогда изменилось. Она увидела, как затуманился его взор.

— Нет, Марит. Ты не хочешь знать обо мне.

Гнев вскипел в ее крови. Сколько раз ей говорили, чего она должна хотеть и чего не должна? Что она могла и чего не могла? Как будто она не знала себя и своих желаний. И могла только представить, какой ее увидел Ликос. Избалованной принцессой, понятия не имеющей, как устроен мир. Марит не была наивной. Она знала, что какие-то области бытия скрыты от нее, но это не означало, что она не могла уважать или сочувствовать тем, у кого был другой жизненный опыт.

Поэтому она занималась молодежным оркестром. Потому что знала одно: каково это — не иметь возможности говорить о своих эмоциях, чувствах, которые иногда были сильнее слов. А музыка была для нее освобождением. Через нее она могла выразить хаос своих чувств. И она хотела помочь детям найти такой же способ самовыражения.

Марит кивнула, признавая отказ Ликоса говорить. Она ушла, не сказав больше ни слова, и он не остановил ее.

Она прошла мимо дивана, на котором ночью не сомкнула глаз, вышла из его номера и сунула карточку в свою дверь. Закрыла ее за собой и поборола желание прижаться к ней спиной. Вместо этого подошла к панели управления и вызвала настройки звуковой системы. Она подключила свой телефон к программе и выбрала плей-лист, включив его на полную громкость.

По всей вероятности, ее было слышно сверху и снизу. Наконец, Марит стало все равно.

Ликос тяжело выдохнул, когда три часа спустя музыка перестала реветь. Если бы он еще не оправился от своей мигрени, шум из ее номера определенно вызвал бы новый приступ головной боли. Всякая надежда на то, что он сможет поработать, рухнула, когда классическое музыкальное произведение перешло в джаз, затем в блюз, а потом в душевную народную песню. На первый взгляд все композиции не имели абсолютно ничего общего. Но Ликос узнавал в них что-то, что говорило о боли, надежде и разочаровании, что терзало его совесть за то, что он был слишком суров с Марит.

Он был слишком груб с ней. Да, ее вопрос застал его врасплох, да, он был резким, но Марит не заслужила его презрения. Вчера она выбрала не дорогие дизайнерские вещи, а простую повседневную одежду. Съела одно мороженое и угостила еще целую группу школьников. Однажды она станет женой, матерью.

Но для него она была и всегда будет принцессой. Принцессой, с которой ему предстояло провести еще четыре дня.

Его телефон снова зазвонил, и на этот раз он проигнорировал его. Ликос вспомнил ее слова:

«Я хочу знать о тебе больше!»

Он чувствовал разницу между любопытством Марит и тем, как стали смотреть на него деловые партнеры с тех пор, как Козлов раскопал факты его детства и начал распространять слухи. У нее не было нетерпеливого любопытства, сконцентрированного на его бедности, жестоком обращении и предательстве. Но чего Ликос не мог объяснить, так это своего желания рассказать ей об этом.

Прежде чем передумать, он вышел из номера и постучал в дверь Марит. Он так живо представлял себе ее реакцию, когда она откроет дверь, что ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, что ее здесь нет.

Ликос ощутил гнев. Музыка, громкость — это была уловка? Она снова сбежала, и он попался на эту удочку. Ее нежность и невинность — все это было игрой. Он вернулся в свой номер, где с облегчением обнаружил, что на этот раз она не прихватила его бумажник и телефон. Не дожидаясь лифта и не желая терять ни одной драгоценной секунды, он спустился по пожарной лестнице на первый этаж.

Глава 6

Ликос выбежал из дверей отеля на тротуар, напугав прохожего с собакой. Он чувствовал горький вкус предательства и знакомую дрожь во всем теле. И ощущал себя глупо. Обычно он был гораздо осторожнее, сразу различал человеческую ложь. Но сейчас его отвлекло красивое личико и истерика принцессы.

И теперь она сбежала. Он не должен был раскисать. Его сердце тяжело стучало в груди, но не от бега, а из-за нее.

Ликос громко выругался по-гречески и сжал руку в кулак. Это привлекло внимание швейцара.

— Синьор…

— Ты ее видел? — спросил он, его взгляд метался по улице туда-сюда.

— Синьорину Марит? Да, она спросила, где тут рядом есть кафе, и я упомянул «Кафе у Карлотты».

— Что? — спросил Ликос, не в силах понять, зачем Марит спросила швейцара о кафе.

— «Кафе у Карлотты». Это недалеко отсюда, у парка.

Ликос побежал в направлении, указанном швейцаром. В его кармане зазвонил телефон, и, вытащив его, он понял, что у него есть несколько пропущенных звонков и сообщений. Он нахмурился. В эти дни ему никто не писал. Он обнаружил, что четыре сообщения пришли с номера, который записал в своем телефоне два дня назад.

«Не хотела тебя беспокоить, но я немного проголодалась и решила выполнить очередной пункт из своего списка.