Она не захотела ребенка. Он все бы понял, если бы она объяснила— почему?!

Ну почему?! Ему за тридцать, и у него за плечами нет никакихброшенных детей и бывших жен, кроме первого брака, настигшего его, какполагается, в двадцать лет, да и то по той лишь причине, что нужно было как-тоузаконить неистовые занятия сексом и перевести их, так сказать, в легальноерусло. Он был женат месяцев десять, а потом они тихо и мирно развелись,сообразив, что брак — это не только секс, но еще и масса дополнительныхсложностей, которые тогда ни одному из них не годились.

У нее тоже не было никаких отягчающих обстоятельств, и,прогуливаясь за ручку и любуясь на луну, они как раз говорили друг другу о том,какие чудесные у них будут дети. Она говорила, что девочка будет похожа нанего, а он говорил, что на нее, и они хохотали и целовались, и будущее казалосьсветлым и прекрасным.

Когда он спросил, почему аборт, она сказала, что еще слишкоммолода, чтобы иметь детей. Что у нее впереди вся карьера, а ребенок поставит накарьере большой жирный крест. Что кто-то из них двоих должен зарабатывать, разуж он не зарабатывает почти ничего. Ей даже в голову не приходило, чторазговоры о детях они вели.., всерьез.

Он выслушал ее и задал самый главный и самый страшный вопрос— почему не сказала?!

Почему не сказала мне?! Ведь это же мой ребенок, точно такойже, как и твой, и я тоже вправе был знать, будет он жить или.., или..,погибнет.

Ах, оставь эти глупости, ответила его нежная и прекрасная.Ну что тебе ребенок?! Для мужчины, всем же ясно, ребенок — это двадцать секундудовольствия во время зачатия, а все проблемы потом достаются женщине!Бессонные ночи, кормление, воспитание — разве мужчина станет всем этимзаниматься?!

Ребенок для тебя будет развлечением в выходные, послерыбалки и перед баней, а у меня на всю жизнь обуза, да еще какая!

Он растерянно сказал какую-то глупость, вроде того, что неходит он по выходным в баню, и на рыбалку тоже ездит редко, но она не сталаслушать. Дело сделано, сказала она. И вообще, я на тебя обиделась, ты ужасносебя повел, устроил мне тут форменный допрос, и, если я тебе не подхожу, можешьпроваливать. Сию же минуту!..

Он все что-то повторял про ребенка, о котором даже не знал,и потому не смог защитить, как будто оправдывался перед кем-то или перед самимсобой. Он еще бормотал о том, что такие решения не принимаются в одиночку,потому что это очень страшно. Он не мог поверить, что это все. Конец.

Он долго еще потом не верил, пытался как-то все наладить,хотя той женщины, которая по секрету от него отправила на тот свет его ребенка,он не знал. Он знал какую-то другую. Потом он пытался пить, потому что наладитьотношения не получалось, а потом мужики с работы, которые ему сочувствовали,хоть подробностей и не знали, взяли да и выставили возле ее дома наружное наблюдение.Ну, распечатку звонков добыли. Прокурор Валя Смирнов санкцию им подписал.

И все прояснилось.

Собственно, претендентов на ее руку и сердце все время былодвое. Новый жених, то есть Максим Вавилов, и старый, давно и прочно женатыйпапик на представительской машине, то ли из Думы, то ли из Совета Федерации.Сначала при помощи Максима Вавилова она папика дрессировала, чтобы он, значит,нервничал и продвигался в сторону женитьбы. Из этого ничего не вышло, и, чтобыне упускать шанс, она решила, что выйдет за оперуполномоченного, а с папиком ибез штампа в паспорте все будет по-прежнему прекрасно. Но тут всем крупноповезло — жена у папика преставилась. Говорят, она сильно пила, и много лет,сколько — точно неизвестно, но, так или иначе, тот освободился и оказалсявполне пригоден именно в качестве мужа, что открывало перед ней невиданныеперспективы.

Максим Вавилов стал не нужен ей ни в каком качестве — ни вкачестве мужа, ни в качестве прикрытия, ни в качестве отца будущих детей. Былсделан аборт, и оперуполномоченный изгнан из ее жизни.

Светлое и долгое будущее, черт возьми!..

Он потом много думал. Много и как-то.., мучительно очень.Навзрыд, если можно так выразиться о мыслях.

От мыслей его тошнило, наизнанку выворачивало, но онпродолжал думать.

Он думал, что мог бы жениться на прелестной, нежной и добройдевушке и прожить всю жизнь с крокодилицей, ничего об этом не подозревая! Онникогда бы ничего не узнал о крокодилице!

«Никогда» — интересное слово. Под стать «вечности».

Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они«хорошо прожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть,в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожруттебя, как только ты к ним сунешься!

Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка. А он даже незнал, мальчик там был или девочка!.. Не довелось узнать.

Самое главное в жизни, понял Максим Вавилов, это никакая нелюбовь, избави бог! Самое главное — это опыт, вот что он понял. Человек неможет воспользеваться опытом тех, кто жил до него, шатался по миру и получалкакой-то свой собственный, отдельный опыт. У человека есть шанс научиться и,самое главное, понять, чему именно он должен учиться — жизни с крокодилами илижизни с людьми, а для этого необходимо отличать людей от крокодилов, и все,круг замкнулся.

Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не понимаю,люди они или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Можетбыть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личностипосильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялиськрокодилов, что совершенно естественно для людей!.. Я никогда не смогу никомудоверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стануподозревать в том, что они.., крокодилы.

Интересно, свидетельница Екатерина Михайловна крокодил илипросто дурочка? Или сильно напугана? Или не в себе? Впрочем, его это решительноне касается!..

В это самое время подбежал лейтенант Бобров, увлек его всторону от свидетельницы и зашептал на ухо, что в палатке, ясное дело, никакихтрупов не видали, и он, Бобров, проверил: из окошечка лавку, под которой лежалголый покойник, не видно. Зато гаишники возле палатки останавливались и бралижвачку, сушеного кальмара и пиво. Пива взяли четыре банки, по числуприсутствующих в машине. Кальмаров взяли восемь пакетов, а жвачки несчитано,потому что им сдачу жвачкой дали. Десяток не было.

— При чем тут гаишники? — не понял Максим Вавилов.

— Да они на перекрестке стояли! — торжествующе заключилБобров. — Они взяли пива и кальмаров и на перекрестке встали с радаром. Прямопод светофором. Потому что ночью светофор на мигалку переключается, и вселетят, как на крыльях!

Гаишники, тупо подумал Максим Вавилов. На перекрестке стоялигаишники.