Нелегкая у него работа — отвечать за президента.

Хорошо, если президент не болван, а если болван?..Приходится тогда отвечать за болвана, а это грустно, наверное!..

Интересно, какой номер ему отвела Юля Беляева, начальницаслужбы размещения? Наверняка «сьют», окнами на Исаакиевский собор, все-такишишка.

Потом началось «поименное представление», когда русскихпредставляли американцам, а американцев русским, и Надежда старательнозапоминала имена.

Каучуковый герой боевика носил имя Дэн. Интересно, Дэн — этоДэниэл? Или какие еще возможны варианты?

Доктора Трутнева тоже представляли, и он вскидывал головкуна куриной шее и щелкал воображаемыми шпорами — очень старался.

Москвич Коля Саньков, переведенный из Москвы с повышением,сильно нервничал. Все-таки в столице он был всего лишь начальником отдела, атут его поставили возглавлять целую службу! Служба, конечно, так себе —подносчики багажа, складские рабочие и грузчики, — но лиха беда начало! Надеждатоже когда-то начинала дежурной по этажу.

Вспомнив это, она улыбнулась.

Ее пристроила на работу Марья Максимовна, соседка. МарьяМаксимовна дружила с Лидочкой, а Надежда была без работы. После университетаникуда не брали, пугались, что в дипломе написано «учитель английского языка».Никто не хотел брать на работу учителя! В конце концов ей удалось получитьтепленькое местечко банковской операционистки, поспособствовали какие-тодальние знакомые. На поверку место оказалось никудышным. Банчок был не совсем«чистым», мягко говоря. Не совсем легальным. Бандитским, если одним словом.«Левые» платежки были делом практически ежедневным, а когда она растерянносказала главному бухгалтеру, что ничего такого выписывать не будет, потому чтоне хочет оказаться в Крестах, тот посмеялся немного, а потом, глядя ей в глаза,объяснил, что к чему.

Объяснял он так, что Надежда потом несколько недельпросыпалась от каждого шороха и пугалась любой милицейской машины.

Уволиться тоже оказалось проблемой, ее не отпускали, она«слишком много знала», как в кино, хотя что такого она знала!..

Почти ничего.

Ее выручил будущий муж, который придумал какую-то хитроумнуюсхему, с кем-то договорился, и ее уволили без потерь и даже без «волчьегобилета».

А потом Марья Максимовна помогла.

Однажды Надежда зашла к ней на кофе. Марья Максимовна былабольшая любительница кофе и пила его всегда по утрам, говорила, что на ночь нерешается, опасается, что бессонница скрутит.

Надежда пришла и принесла рассыпчатое печенье, до которогоМарья Максимовна была большая охотница, и Надежда покупала его всегда в одном итом же месте, в крохотной булочной на Сенной. Только там оно было таким, какнадо, — толстеньким, масляным, не слишком сладким и не слишком мягким.

Она пришла и сразу поняла, что у соседки гости.

На холодильнике лежали перчатки, поразившие тогдашнееНадеждино воображение. Раньше она никогда не видела летних перчаток — тонких,как паутинка, очень изящных, с удлиненными пальцами, как будто специальносделанными для того, чтобы их носили женщины с длинными миндалевидными ногтями.От перчаток пахло духами.

Косясь на них, Надежда сунула Марье Максимовне коробку,которая уже слегка замаслилась с одного боку, и сказала, что, пожалуй, пойдет.Не будет мешать.

Перчатки ее смущали.

— Ну отчего же! — воскликнула Марья Максимовна. — Нет, нет,проходите, милая!

В комнате, заставленной старинной мебелью, про которую МарьяМаксимовна рассказывала, что знаменитый питерский режиссер Алексей Норманодалживал ее для съемок фильма о последнем российском императоре, сиделаженщина. Она сидела так, как сидят королевы и принцессы на церемонии врученияНобелевской премии — на самом краешке стула, скрестив безупречные ноги и сильновыпрямив спину. Сидеть так ей, похоже, было очень удобно. Она улыбалась ипоказалась Надежде сказочно красивой.

— Это Лидия Арсеньевна, — представила Марья Максимовна. — Аэто Наденька, моя соседка. Наденька, проходите, не стесняйтесь!..

— Здравствуйте, дружочек мой, — неожиданно сказала красавицабасом. — Почему у вас такой вид, будто перед тем, как зайти сюда, вы спешнодоедали в парадном лимон?

— Н-нет, — пробормотала Надежда.

— Или я ужасно выгляжу?

Теперь красавица сделала испуганное лицо и стала оглядыватьсебя, как бы проверяя, нет ли изъянов.

— Однажды я пришла на работу в разных туфлях, — продолжалакрасавица, перестав осматривать себя. — Спешила и не заметила, что туфлиразные! Но, знаете, меня не выгнали. Они совершенно не представляют себе, чтобудут без меня делать, вот и не выгнали. И с тех пор я всегда ношу на работуразные туфли!

— Лидочка, — укоризненно сказала Марья Максимовна. — Что выпугаете ребенка? Наденька, не обращайте на нее внимания, она просто шутит!

— Да я поняла, — пробормотала Надежда. У нее было такоечувство, что ее сразу приняли за дуру и разговаривают соответственно.

Было еще довольно рано, часов девять, и солнце, редконавещавшее эту квартиру, ломилось сквозь пыльные стекла, ложилось большими кускамина паркет, и хрусталь в шкафу горел торжественным огнем. Лидочка казаласьпродолжением солнца — яркая, победительная, уверенная в себе и упоительнопахнущая.

— Наша Лидочка, — продолжала Марья Максимовна, подкручиваявинтик в кофейной машинке, — работает в гостинице «Англия», на Исаакиевскойплощади.

Как будто похвасталась.

Чопорная, аристократическая, величавая «Англия»соседствовала — стена к стене — с другой знаменитой гостиницей, в которой то липокончил с собой, то ли был убит поэт Есенин.

В таком обществе было просто необходимо блеснутьинтеллектом.

— Я знаю, — сказала Надежда. — Сергей Есенин…

— Нет, нет! — вскричала Лидочка. — Это не к нам! Это ксоседям, к соседям! У нас, господь милостив, никто ничего подобного над собойне совершал! Я, правда, иногда подумываю, особенно когда заезжает японскаягруппа, но все не решаюсь! Однажды у нас приключилась чудесная история сяпонской группой! После нее бы, конечно, в самый раз сделать себе харакири, ноя малодушна, малодушна, признаюсь!

У Марьи Максимовны на лице было ожидание радостногоудовольствия, как у ребенка, который ждет Нового года, и знает, что впередиподарки, веселье и все только хорошее. Надежда никогда не видела у нее такоголица. Обычно Марья Максимовна была строга и даже несколько надменна — со всеми,кроме Надежды.

Спиртовка под кофейной машинкой горела ровно и сильно, икофе пахло упоительно. Этой машине, наверное, было лет сто.