Он уже взялся было за ручку автомобильной дверцы, какблямкнул сотовый. Мазур глянул на экран – номер не определился. Поразмыслил,стоит ли брать. Все же решил ответить, нажал кнопку и сказал неприязненно втрубку:

– Мазур.

– Что, правда? – притворно интонировал удивлениенасквозь знакомый голос Самарина. – Тот самый Мазур?! Ой, извините, радибога, господин Мазур, что побеспокоил, я номером ошибся. Всего лишь какому-тоЛужкову звонил, а вот случайно на такого человека попал, кнопочки перепутал…

– Очень смешно, – недовольно пробурчал Мазур, хотяв душе рад был безмерно: хоть один нормальный человек нашелся, позвонил. –Какой я тебе, ко всем морским чертям, господин…

– А кто ж ты, если разобраться? – даже по телефонубыло явственно, что Лаврик ухмыляется. – Живешь в господском доме, значит– господин и есть… Чего долго трубку-то не брал?

– Дрова колол, – сказал Мазур.

В трубке раздался смешок:

– А что так, сам-то? Деньги, что ль, кончились?

– Да иди ты, Кимыч. Будто не понимаешь.

– Не-а. Не понимаю.

– Ты волосы все так же красишь?

– А, в этом смысле… Все ты помнишь, паскудинсын, – Лаврик рассмеялся. – Крашу, крашу, а как же. Я ж тебе говорил,что должен быть у меня какой-нибудь пунктик?

– Вот и я о том же.

– Ага… Как жизнь на пенсионе?

– Видал я такую жизнь…

– Что-то, вы, мой друг, нервный какой-то, – вдругочень серьезно произнес Лаврик.

– Озвереешь тут.

– А не попить ли нам пивка по старой памяти? –выдал вдруг заклятый приятель.

– Ага, и закусывать будем сушеной ящерицей? Илибегемотиной? – спросил Мазур.

– Нет, я серьезно. Черт-те сколько времени уже невиделись. Посидим, посплетничаем по-стариковски…

– Я себя в старики не записывал!

– Ну это я так… Фигура речи. Так что скажешь?

– Да запросто. Давай приезжай, к пивку и шашлычокорганизуем.

– Нет, давай лучше в городе где-нибудь. А то у тебяжена строгая, будет потом говорить, что спаивают, мол, мужика старыесослуживцы…

– А в городе, можно подумать, мы в зоопаркпойдем… – начал Мазур – и осекся.

Приходилось признаться самому себе, что он действительнорасслабился. Следовало бы помнить, что уж кто-кто, а Самарин, за исключениемединичных случаев, кои можно по пальцам пересчитать, просто так никогда ничегоне говорит. А значит, следовало максимально сконцентрироваться. Да и сейчасговорит наверняка по закрытому каналу, ни одной прослушкой не берущемуся.

– В зоопарке, промежду прочим, тоже небезопасно, –заявил Мазур после едва уловимой паузы. – А ведь секретность превышевсего, даже на пенсии. Враг не дремлет – и среди гамадрилов тож. Хотя – нам,пенсионерам, уже на секретности наплевать…

– Да какая, к лешему, секретность, – недовольнобуркнул в трубку Самарин. – Ты, как ты правильно заметил, на пенсии, я вотгулах… Не боись, ничего эдакого я тебе не скажу и не прикажу. Просто такпосидим, честное слово. Сколько мы с тобой, говоришь, не виделись?

– Я ж не против… Посидеть так посидеть. Когда?

– Завтра я не могу, дела, поверишь ли… А вот в четверг,а? Ты не занят?

– Счас посмотрю в органайзере, – съязвил Мазур,достал сигареты, сунул одну в рот и закурил. – Так… У, брат, у меня тожедела… Но ради тебя, так уж и быть, партию в домино на заднем дворе с Чубайсомперенесу на следующую неделю.

Лаврик шутку не оценил, сказал:

– Пивной ресторан на Малой Дмитровке, возле метро«Пушкинская». «Старина Мюллер» называется…

– Душа моя, ты и рестораны с подтекстомвыбираешь! – удрученно вздохнул Мазур.

– В смысле? А, название… – Лаврик хмыкнул. –Да ну что ты, никаких аналогий. Просто рядом с ним есть забегаловка, попроще,поуютнее и подушевнее… – И он вкратце объяснил, как найти кабачок. –Ну так что, давай тогда в четверг, часиков в семь?

– Давай в семь… – у Мазура в ушах запели военныетрубы.

– Жена-то отпустит? – напоследок деловым, дажеозабоченным тоном поинтересовался Лаврик.

– Иди ты… – ласково попрощался Мазур, нажимаякнопку отбоя.

* * *

Мазур даже не заметил, не услышал, не уловил, как ониприблизились. Или это был всего один человек? Прятался за машиной? В кустах? Втени портика? Черт его знает… Надо признаться, сработано было профессионально.И нагло. Прямо здесь, на освещенной стояночной площадке, где в любую секундумог появиться либо припозднившийся, либо, напротив, покидающий раут гость, гдеохраны, как блох на барбоске, – и сделать все столь грамотно… Заслуживаетуважения, честное слово.

Самое обидное, что Мазур, открывая дверцу автомобиля иодновременно выуживая зажигалку, краем глаза увидел собственную тень наасфальте, а рядом с ней еще одну, неведомо откуда возникшую сзади. Онрефлекторно бросил тело в сторону, но было поздно: раздалось негромкое шипение,в глаза, в нос, в гортань метнулось белесое облачко – и все исчезло.

Вообще все…

– Ну как? Нормально себя чувствуете? Не бойтесь, этосовершенно безвредное средство…

Человеку, только что предъявившему краснокожееудостоверение, было лет сорок. Глядя на него, Мазур вспоминал газетныекарикатуры на бытовые темы. Там обычно рисовали дородных жен со сварливымилицами, с прическами в виде пирамид, с упертыми в бока руками, и при такихженах мужей – маленьких, пухленьких, в трениках и майках, с обязательным венчикомволос вокруг лысины. Человек, что сидел напротив Мазура, был, ясное дело, не вмайке и трениках, а во вполне приличном костюме, но венчик вокруг лысиныприсутствовал. Равно как и уютная, домашняя полнота. Так и тянуло потрепать егоза хомячью щечку. И выражение лица человека напротив походило на те, которыепридавали своим персонажам карикатуристы, а именно – глуповато-удивленное. Вотглаза, правда, напрочь выпадали из этого ряда. Напрочь не карикатурные глаза.Холодные и цепкие, похожие на зрачки пистолетных стволов.